существует переписка с Вами, которая может достигнуть самых благожелательных результатов. Точно бы темные силы хотели подбросить ядовитую бомбу, чтобы помешать доброму единению. Согласитесь сами, что добрые, хорошие люди так не поступают. У Вас имеются мои книги и теперь уже целый ряд моих писем, за каждое слово которых я отвечаю и не отступлюсь. Спрашивается, каким же образом, несмотря на мое точное указание, что все мои книги подписаны, все-таки, как Вы подчеркиваете, это не принимается во внимание. Зачем же в хорошее культурно-этическое дело допускать такое преднамеренное разложение? Вы правильно почувствовали всякие последствия недоброго постановления. Приведу Вам еще одно сведение, относящееся к периоду уже после конгресса: «У нас был г-н Арундель со своей супругой Рукмини Дэви. В программе один-два часа было посвящено вопросам и ответам. Среди вопросов некоторыми членами были заданы и вопросы, касающиеся нового учения. Я приведу его ответ. Он сказал, что Учение А[гни] Йог[и] он знает, но книг, изданных Вами (т. е. нами), он не читал, и, насколько ему известно, в этом Учении Вел[икие] Уч[ителя] не участвуют. Затем он сказал некоторым: Рерихи относятся отрицательно к Тео[софскому] Об[ществу], и их работа — без благословения Вел[иких] Уч[ителей], и хотя их движение разрастается сильно, но в нем мало Света. Также получилось письмо от Джинаражадазы, которое отвечает в том смысле, что нужно быть очень осторожными, ибо Вел[икие] Уч[ителя] не имеют участия».

Не буду приводить и других сообщений, в которых весьма почтенные люди искренно сожалеют как о «постановлении», так и о последствиях его. Не имею ничего против, что Вы переслали мое письмо к Вам тем, кто на него может и, думаю, должен ответить. Ведь нужно использовать все возможности для Истины. Если даже предположить, что лицо, которому Вы переслали мое письмо, действовало под чьим-то давлением, то ведь во благо такое давление должно быть вскрыто. Вы совершенно правильно называете Ваши соображения сверхличными. Поверьте, что и я говорю все это именно сверхлично. Никакие постановления, никакие наветы не могут остановить духовно-культурную работу. Но «неудачные» (употребляю Ваше выражение) постановления являются настолько прискорбным фактом в общекультурной жизни, что можно искренно сожалеть о случившемся. В подобных постановлениях прежде всего не должно быть неправды. Всякая ложь не может иметь место среди собрания людей, желающих идти по пути духовности. Если написано, что психизм есть антипод духовности, то ведь каждый, прочитавший эти слова, не может говорить о предпочтении психизму. Но для правды нужно знать, нужно дать себе труд прочесть, и прочесть добросовестно, без предрассудочного желания что-либо очернить. Когда же вместо добросовестности кто-то оставляет в пространстве зловреднейшие формулы о том, что можно упоминать нечто и не читая о нем, то, согласитесь сами, такое заявление не служит доказательством основной правдивости утверждений этого лица. Вы дали себе труд прочесть мои книги и просмотрели часть воспроизведений с моих картин. Скажите же, разве все Вами прочитанное и увиденное, разве оно располагает к формулировкам пресловутого постановления?

Увы, мы, русские, очень привыкли ко всяким разрушениям. Застрелили Пушкина и Лермонтова, пытались изгнать из Академии наук Ломоносова и Менделеева, пытались продать с торгов Ростовский Кремль — словом, и в давних, и в близких временах синодик расточений и разрушений чудовищно велик. Нельзя быть такими расточителями. Культурная прослойка всегда была тонка, и тем бережнее и обдуманнее нужно относиться ко всему, что может быть полезно на пашне культуры. Да будет стыдно всяким разрушителям, в каких бы городах они ни жили. В прошлом письме я уже скорбел о том, как часто русское дело подрывается русскими же руками. Но если так было, то ведь так не должно быть. Последняя почта принесла сведения о реставрации Софийского собора в Киеве[618]. Об открытии древних замечательных фресок. Мне это сведение втройне радостно. Значит, народ обратился к истинным ценностям, значит, начинают вскрываться под спудом лежавшие сокровища и, значит, мое указание, сделанное еще в 1908 году, правильно. Тогда я указывал в моих писаниях для московской печати, что не только весь Киев лежит в подземных развалинах, но именно Софийский собор еще даст замечательные открытия. И вот мы видим, что путями неисповедимыми опять подходим к строительному периоду, и все, что было творимо во имя Русского дела, потребуется. И вот в такие важнейшие дни, когда каждый должен принести свое всемерное даяние в народную сокровищницу, какое-то недоброжелательство опять пытается внести свой ехиднин яд. Хотелось бы спросить председателя, откуда у него после Женевы сведения о нашем недоброжелательстве? Ведь не испанцы поспешили просветить его в этом направлении! Ну а если это были именно русские, тогда что же остается сделать? Запросить ли через поверенного председателя об источнике его сведений или таким же формальным путем запросить автора постановления? Но сжимается сердце за русское дело, если бы пришлось прибегать к таким мерам. Недавно нам сообщали из Франции о ссоре двух хороших людей, получилась какая-то гоголевщина, и только «гусак» не был произнесен. Полагаю, что Вы, конечно, получите оттуда, из недр Совета, исчерпывающий основательный ответ. И таким путем ложь будет искореняема. Вас они должны не только уважать, но и почитать. Именно Вы за Вашу долголетнюю деятельность вносили в Р[оссийское] Т[еософское] О[бщество][619] атмосферу знания, начитанности, интеллигентности, без которых не может строиться духовно-культурная работа.

Наверное, Вы уже получили и рижский сборник со статьей «Служение Человечеству», а также новую книжечку Рудзитиса «Культура». Поистине, радуют люди, работающие благожелательно без темных предрассудков. Такой тонкий поэт, как Рудзитис, и вся возглавляемая им группа работают не за страх, а за совесть. Для таких светлых работников всякие «постановления», направленные к разложению, конечно, есть душевная боль. Плачевно, если и в Латвии [придется] сожалеть о происхождении всяких постановлений, не отвечающих истине. Вы пишете, что «к сожалению, Ваши (т. е. мои) подписанные книги вызывают менее интереса, чем окк[ультная] литература, приписываемая Вам». Уже в прошлом письме я писал, что авторство есть вещь священная, и скажу лишь еще раз, что у меня нет ни анонимных, ни псевдонимных книг. Осужденный «постановлением» валерьяновый чай, конечно, нужно пить, хотя слабый раствор валерьяна не повредит и в виде примочки. Также осужденный мускус широко употребляется в Индии, а вовсе не принадлежит только бывшим расам. Говорить против таких исконных целебных веществ уже будет авидья[620]. Маленькие приемы мускуса были бы Вам весьма полезны. Вообще, всеми мерами берегите Ваши силы. Именно Вы можете вносить то убедительно культурное влияние, которое сейчас так нужно. Берегите себя, когда говорю это, то не только твержу из дружеской заботливости,