Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он встал и двинулся дальше, то бегом, то шагом. А потом сердце его подпрыгнуло, потому что… да… вот он… свет фар! Машина была еще далеко, но приближалась.
Эрик встал посреди дороги и замахал руками.
Что-то ударилось в него так сильно, что он едва не проглотил язык и не сломал спину.
Вместе с криком из него вырвался весь воздух, без остатка.
Сквозь кроваво-красный туман Эрик разглядел, что над ним присела на корточках та самая жуткая девушка-блондинка. Он снова лежал в грязной канаве, и, хотя у него звенело в ушах, он услышал, как машина прожужжала мимо.
Вампирша впилась когтями в его щеки. Широкая ужасающая усмешка под пустыми белесыми глазами обещала пиршество боли.
А потом как будто ураган кирпичей отбросил ее от Эрика.
– Нет, – прозвучал голос, настолько искаженный, что получилось «неш». – Не этого.
Мортон Шевановски снова вышел на сцену.
Это был и он сам, и одновременное совсем другое существо.
Он раздулся, словно ходячая пиявка. Одежда растянулась так, что едва не лопалась. Пиджак и режиссерский берет пропали, окровавленная рубашка была расстегнута. Плоть под ней ходила отвратительными волнами. Морщинистое лицо разгладилось, скрылось до самого лба под маской засохшей крови Боша Циммермана, из-под которой торчали белоснежные волосы.
Девушка подползла к нему на коленях и поцеловала его ботинок. Он поднял ее одной рукой за загривок и отшвырнул в заросли, где она свернулась клубком и завыла, как раненый зверь.
Одно мгновение – и Шевановски уже склонился над Эриком, другое – и лицо его приблизилось вплотную.
– Мой мальчик, мой мальчик, – прошептали бесформенные, распухшие губы. – Что мне для тебя сделать?
Превратившийся от ужаса в каменную статую Эрик ничего не ответил.
– Как вы забыли про собаку? – обратился Шевановски к девушке, и голос его прозвучал зловещим громом. – Чуть все не испортили. Я разберусь, кто это сделал. О-о да!
Губы Эрика внезапно зашевелились:
– Я же видел… как вы… ели. Borscht… и еще…
– Икру. Это были мои любимые блюда в иной жизни. И водка тоже. Ах, как я ее любил! А теперь меня от нее тошнит. Мне было трудно в том месте. Все эти богатые запахи плоти и крови. Пришлось отослать вас, пока меня не вырвало в канаву. Прошу прощения.
Он поднес руку к лицу и выдавил стеклянный глаз, потом другой – щелк, и белые, пустые глазные яблоки уставились на Ван Хельсинга. Потоки крови перекатывались под кожей его лица.
– Вот теперь я вижу лучше. Мне пришлось стать актером. Получше многих, с кем я работал, должен заметить.
Он усмехнулся – ужас во плоти.
– Охотник на вампиров. Ну что ж, вот он я, а вот вы. Кто из нас на кого охотится?
– Я не могу… я не знаю, что…
– Что подумать? Во что поверить? Поверьте в это: когда вы написали мне, я осознал… какой это был бы изысканный ход – привести Ван Хельсинга в наш клан. Мы из Завесы провидца Сета. И вы тоже там будете, Эрик Ван Хельсинг. «Уистлер» – это мой замок. Я мастер-кукловод, а вы станете моей марионеткой. Ну разве не смешно?! Вы не находите это забавным, хотя бы чуть-чуть?
Ответ не успел прийти, а голова Шевановски уже рванулась вперед, рот открылся, клыки выскользнули наружу и впились в горло Эрика. Хотя вампир едва не лопался, в нем нашлось место для небольшого ночного перекуса… да много и не требовалось. На третью ночь молодой человек увидит мир несколько иначе, значительно четче, чем в прежней жизни.
Глаза Эрика округлились от нового шока. Потом закрылись, и он уснул.
– Я взял последнего, – сказало раздувшееся существо, две недели назад бывшее агентом по недвижимости Дэвидом Бутби. Он перешел через дорогу, довольная, вымазанная в крови пиявка с белесыми глазами.
– Убил или сохранил?
– Убил.
Шевановски выпрямился во весь свой внушительный рост.
– Хорошо. У нас и так много пищи. Собаки и коровы, коровы и собаки… тьфу!
Он приказал им ждать сигнала фальшфейера. Это означало «приготовиться». Потом дождаться, когда факел догорит, и…
Все остальное уже известно.
Но в «Уистлере» произошла настоящая бойня. Он пообещал своим кровавый пир, они так давно не лакомились человечиной, а Шевановски был вампиром слова. Но бойня все равно была. Может заявиться полиция. Вероятно, так и случится. Ну и пусть. Слишком много свободных концов в этом полотне, в этом шедевре планирования и отчасти затейливой мести.
Он поднял разбухшее лицо с круглыми, как луна, глазами и посмотрел на лунный серп.
– Я улавливаю в воздухе какой-то запах, Дэвид. – Он потер грудь в том месте, где когда-то было сердце, а теперь – кусок холодной глины. – Что-то случится. Очень скоро. Что-то такое, отчего наш город изменится. Весь наш мир. Я это чувствую, а ты?
– Я чувствую запах пустыни.
– Нет, не то. Я ощущаю силу. Безмерную, сокрушительную силу. Вот почему мне наплевать на бойню. Скоро это уже будет не важно. Что-то… кто-то, я уверен… придет кто-то, подобного которому мы никогда не видели. Возможно, чтобы объединить кланы. Разве это будет не счастливый конец? Или, можно сказать… славное начало для всех детей ночи.
– Возвышение, – сказал Дэвид.
– Возвышение, – согласился великий режиссер, и девушка повторила это слово шепотом, похожим на мягкий свист поднявшегося ветра.
– Я выясню, кто оставил ту собаку, – пообещал он и посмотрел на девушку. Она съежилась и отползла подальше в траву. – Забери его.
Она забросила Эрика Ван Хельсинга на плечо, словно мешок со вчерашней стиркой, и три силуэта, перейдя дорогу, скрылись в лесу.
Примечания
1
Лелкес – священник (венг.).
2
Чоппер – тип мотоцикла с удлиненной рамой и передней вилкой.
3
Господин (исп.).
4
Шестьдесят градусов по Фаренгейту – это 15,5° по Цельсию.
5
Придурок (венг.).
6
Чикано – самоназвание американцев мексиканского происхождения, проживающих на юге Соединенных Штатов.
7
Незаконнорожденный, ублюдок (венг.).
8
Паркер-центр – штаб-квартира Департамента полиции Лос-Анджелеса.
9
Хилсайдские душители – серийные убийцы из Лос-Анджелеса Кеннет Бьянки и Анджело Буоно, которые, используя полицейскую форму, изнасиловали и убили больше десяти женщин.
10
Томбс – гробницы (англ.), прозвище знаменитой тюрьмы в Нью-Йорке, в Нижнем Манхэттене, перешедшее по наследству к современному зданию следственного изолятора.