– Но разве твои учителя не могли рассказать тебе, чего следует ждать? Ты ведь говорил, что у них есть какие-то записи…

Он улыбнулся, но в его голосе была горечь:

– Мои учителя были слишком уверены, что знают, чего ожидать. Они планировали вести мое обучение так, чтобы открыть мне то, что, как они считали, я должен узнать лишь тогда, когда, по их мнению, придет для этого время. Когда мои пророчества разошлись с тем, чего они ждали, мною были недовольны. Они пытались интерпретировать мне мои собственные слова! Но когда я попытался заставить их понять, что я – Белый Пророк, они не смогли принять этого. Они показывали мне разные письмена, пытаясь объяснить, какая чудовищная наглость движет мною. Но чем больше я читал, тем больше росла моя уверенность. Я пытался сказать им, что мое время уже пришло. Они отвечали только, что мне следует ждать и учиться, чтобы быть уверенным. Мы не были в восторге друг от друга, когда расстались. Думаю, они были поражены, обнаружив, что я ушел от них таким молодым, хотя я и предсказывал им это задолго до ухода. – Он взглянул на меня со странной виноватой улыбкой. – Может быть, если бы я остался и продолжил обучение, мы бы лучше знали, как спасти мир.

Я почувствовал, как внезапно что-то сжалось у меня в животе. Я уже начал полагаться на веру в то, что хотя бы шут точно знает, к чему мы идем.

– Что же на самом деле ты знаешь о будущем?

Он набрал в грудь воздуха, потом выдохнул.

– Только то, что мы вместе строим его, Фитци-Фитц. Мы строим его вместе.

– Я думал, ты изучил все эти писания и пророчества…

– Изучил. И когда я был младше, я видел много снов и у меня бывали видения. Но я уже говорил тебе – там нет ничего определенного. Вот посмотри, Фитц. Если бы я показал тебе шерсть, ткацкий станок и ножницы, мог бы ты посмотреть на это и сказать: «О, вот куртка, которую я завтра надену»? Но когда куртка уже на тебе, легко оглянуться назад и сказать: «Да эти вещи предсказывали куртку».

– Тогда какая в этом польза? – спросил я с отвращением.

– Польза? – повторил он. – Ах, я никогда не думал об этом так. Польза.

Некоторое время мы шли молча. Я видел, какого труда ему стоило шагать вровень со мной, и жалел, что нельзя было оставить одну из лошадей и провести ее через оползень.

– Ты можешь читать знаки погоды, Фитц? Или следы животных?

– Что касается погоды, то только некоторые. В следах животных я разбираюсь лучше.

– Но и в том и в другом ты всегда уверен, что прав?

– Нет. Никогда до рассвета не знаешь следующего дня или пока не загонишь зверя.

Так и с чтением будущего. Я никогда не знаю… Пожалуйста, давай остановимся. Хотя бы на минутку. Я хочу отдышаться и сделать глоток воды.

Я неохотно согласился. Прямо у дороги лежал покрытый мхом камень, и шут уселся на него. Недалеко от нас росли вечнозеленые деревья. Приятно было снова видеть их. Я сошел с дороги, чтобы сесть рядом с шутом, и внезапно ощутил: дорога звучит. Звук дороги был слабым, как жужжание пчелы, и, когда он внезапно прекратился, я понял это. Я зевнул, чтобы прочистить уши, и внезапно в голове у меня прояснилось.

– Много лет назад у меня было видение, – заметил шут. Он выпил еще немного воды, потом передал мне мех. – Я видел черного оленя, который поднимался с ложа из блестящего черного камня. И когда я впервые увидел черные стены Баккипа, поднимающиеся над водами, я сказал себе: ага, вот что это значило. А теперь я вижу, как юный бастард, на гербе которого тоже олень, идет по дороге, сделанной из черного камня. Может быть, сон означал именно это? Но видение было должным образом записано, и когда-нибудь, много лет спустя, мудрые люди решат, каково было его значение. Вероятно, это случится, когда и ты, и я уже будем мертвы.

Я задал вопрос, который давно мучил меня:

– Кеттл говорит, что есть предсказание о моем ребенке… ребенке Изменяющего.

– Есть такое, – спокойно признал шут.

– Значит, ты считаешь, что нам с Молли предстоит потерять Неттл, посадив ее на трон Шести Герцогств?

– Неттл. Знаешь, мне нравится ее имя. Очень нравится.

– Ты не ответил на мой вопрос, шут.

– Спроси меня снова, лет через двадцать. Такие вещи гораздо проще решить, когда оглядываешься назад. – Он искоса бросил на меня взгляд, давая понять, что не стоит и мечтать вытянуть из него еще что-нибудь. Я сделал новую попытку:

– Так ты прошел весь этот путь, чтобы Шесть Герцогств не были захвачены красными кораблями?

Он странно посмотрел на меня, потом улыбнулся, пораженный:

– Ты так это видишь? Ты думаешь, мы делаем все это, чтобы спасти твои Шесть Герцогств? – Когда я кивнул, он покачал головой: – Фитц, Фитц, я пришел, чтобы спасти мир. Шесть Герцогств, побежденные красными кораблями, это всего лишь первые камешки огромной лавины. – Он снова сделал глубокий вдох. – Я знаю, что красные корабли кажутся вам ужасным бедствием, но горе, которое они приносят вашему народу, не более чем прыщик на заднице мира. Если бы это было все, если бы речь шла только о войне с варварами – это было бы нормальным развитием мира. Но нет. Они первое пятно потока яда. Фитц, смею ли я говорить тебе это? Если мы потерпим поражение, яд польется рекой. «Перековывание» пускает корни как новый обычай – нет, как развлечение для знати. Посмотри на Регала и его «королевское правосудие». Он уже поддался этому. Он ублажает свое тело наркотиками и умерщвляет душу дикими развлечениями. Да, и распространяет эту болезнь среди своего окружения. Скоро они не будут получать удовлетворения от искусства, не проливающего крови, а игры будут развлекать их только в том случае, если ставкой является сама жизнь. Жизнь обесценивается, распространяется рабство, ведь если человеческую жизнь можно отнять ради развлечения – насколько разумнее с выгодой использовать ее!

Его голос набирал силу и страстность, пока он говорил. Потом он внезапно сбился и опустил голову на колени. Я положил руку ему на плечо, но он только покачал головой. Через мгновение шут выпрямился.

– Вынужден заявить, что разговаривать с тобой гораздо тяжелее, чем идти. Поверь моему слову, Фитц. Они такое же зло, как красные корабли, а не дилетанты и экспериментаторы. У меня были видения того, во что превращается мир, когда они процветают. Но клянусь, что в этом цикле такого не случится.

Он со вздохом поднялся на ноги и подал мне руку. Я взял ее, и мы продолжили путь. Он дал мне достаточно пищи для размышлений, и я мало говорил. Я воспользовался преимуществом более пологих склонов и пошел вдоль дороги, а не по ней. Шут не жаловался на неровную почву.

По мере того как дорога все глубже уходила в долину, становилось теплее, а на деревьях прибавлялось листвы. К вечеру склон стал таким, что мы смогли разбить палатку на порядочном расстоянии от дороги. Перед сном я показал Кеттл решение ее задачи, и она кивнула, будто была очень довольна. Она немедленно начала составлять новую задачу, но я остановил ее: