– Ш-ш.

Я снова попыталась трубку отобрать. Тут Ваня, явно подозревая неладное, закричал:

– Что там происходит? Света, дорогая, ответь! Тебе плохо?

Мне, наконец, удалось завладеть трубкой. Я прижала ее к уху. Открыла рот. Но произнести ничего не смогла. Только почему-то повторила:

– Ш-ш.

Тут Светка снова встрепенулась, с большим шумом отобрала трубку обратно и неожиданно четко произнесла в микрофон:

– Деньги.

Иван уже неистовствовал:

– О Господи, Света, тебя похитили?! Требуют выкуп! Сволочи, не трогайте мою жену! Ублюдки! – он орал, как резаный. Очень громко. Видно, очень он Светку любит. Я даже позавидовала. Меня так не то что олигарх никогда не любил, но даже припадочный Максик.

– Не! – громко сообщила я, пытаясь демонстрировать гордость – мол, не надо денег, я сама справлюсь.

– Света!!! – громко позвал Иван. – Или кто там рядом! Так. Какая сумма вам нужна? Куда везти? Дайте трубку моей жене! – Видно, бизнесмен взял верх над безутешным мужем, и Ваня принялся решать проблему.

– Жур… – пролепетала Светка. Хотела, наверное, объяснить, зачем деньги. В смысле, что не для выкупа, а для журнала. – Жур…

– Что? Журналистов созвать? Пресс-конференцию? – волновался Иван.

Светка отрицательно замотала головой и уронила телефон на пол. Я подняла аппарат и услышала:

– А-а-а! – выл несчастный Светкин супруг. – Журналист! Ты журналист! И тебя похитили из-за твоей профессиональной деятельности. Гады! Сволочи! Я давно говорил, что журналист – самая опасная профессия в мире. Света! Любимая! Я спасу тебя из их лап!

Я живо представила, как старушки – божьи одуванчики, основной источник журналистской деятельности нашего отдела писем, атакуют свободу слова, наступая на Светку, размахивающую плакатом «Кто владеет информацией – тот владеет миром!». Мне стало смешно, и я хрюкнула в трубку.

– Тебя пытают?! – ужаснулся Иван. А затем вдруг его осенило. – Не отключайся!!!

И куда-то побежал. Это было слышно по топоту ног.

На балконе становилось жарко, и мы переползли вместе с бокалами, остатками текилы и шейкером на ковер в гостиную. В прохладе квартиры и объятиях климат-контроля наступило (как оказалось, временное) легкое отрезвление, и я смогла произнести более-менее членораздельно:

– Света, я не возьму Ванькиных денег. Я должна сама.

– И где? – поинтересовалась подруга. Ей говорить было труднее.

– У рекк-ламодате… дателей.

– Ну ты воооо…ще! – восхитилась внезапно Светка моей способности к человеческой речи. – Кано…ноно…ич. Ичесскй! Рекла… мо…тели!

– Ага. Абырвалг! – согласилась я. Сознание собственного могущества вдруг захлестнуло меня с невероятной силой, я порылась в телефонной книжке и набрала номер, заговорщески послав Светке сигнал молчания:

– Ш-ш. – И прижала палец к губам. Она радостно умолкла.

– Алло, – отозвалась трубка деловым голосом.

– Здравствуйте, Елена Григорьевна, – пыхтя, я поднялась с ковра, стала по стойке «смирно» и втянула живот. – Это Тина Давыдова, еженедельник «Мой город».

– Помню вас, конечно, Тина, – любезно продолжала трубка. – Отличная была работа. До сих пор ставлю цикл ваших статей в пример нашему рекламному отделу. Но пока что никто эту планку не взял.

– Спасибо, – искренне сказала я. – Теперь вы можете помочь. Ик. Извините. – Я залилась краской от такого конфуза, но бросить трубку не смогла и церемонно продолжила, как всякий глубоко нетрезвый человек, чрезмерно четко выговаривая слова: – Не хотите ли стать инвестором нового женского журнала?

– Женского журнала? – удивленно переспросила Елена Григорьевна. – Может быть. Подъезжайте завтра, я найду для вас время. Тогда и поговорим.

Связь разъединилась, я застонала и снова опустилась на пол. Стоять было еще труднее, чем разговаривать. О том, что я только что натворила, думать было лень. Мы смешали остатки текилы со льдом, разлили ее по бокалам и зачем-то набросали льда в шейкер. Лед – это все, что у нас оставалось из ингредиентов коктейля.

…Спецназ ворвался в мою квартиру, когда мы со Светкой, прислонившись друг к другу спинами, сидя на ковре в гостиной, выводили нестройным, но громким дуэтом «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина». При этом Светка дирижировала хрустальным рогом, а я время от времени встряхивала шейкером со льдом, словно маракасом.

Не знаю, кто изумился больше: бравые спецназовцы – их было человек восемь – или мы с подругой. И тут в полной тишине я произнесла:

– Моя дверь.

В смысле, что молодцы взломали мою новую бронированную дверь, и как же теперь моя безопасность? «Мой дом – моя крепость»?

Тут в квартиру вбежал запыхавшийся Иван. Растолкал спецназовцев и узрел дражайшую половину, сидящую на моем ковре.

– Они вз!..ломали! Тинкну дверь! – произнесла она обиженно и ткнула пальчиком в молодцев.

Иван обнимал, тискал и целовал свою жену, обнаружив ее целой и невредимой. Пьяная Светка счастливо смеялась. Спецназовцы молча стояли, переглядываясь, осторожно посмеиваясь и переминаясь с ноги на ногу. Ванька бормотал сквозь супружеские поцелуи:

– Я чуть с ума не сошел! Думал, тебя похитили! Ну, из-за деятельности.

Я снова хрюкнула. Иван взглянул на меня с осуждением и продолжил:

– А потом дошло, что можно вас запеленговать – телефон же включен!

Кстати, да – Светкин аппарат до сих пор лежал включенным на балконе.

– Позвонил, кому надо – и парни быстренько среагировали. Смотри, какая точность у современной аппаратуры: до квадратного метра! – восхитился Ваня.

Оторвавшись, наконец, от жены, он подошел к парням, пожал каждому руку:

– Спасибо, ребята. Извините, что так получилось. Я все оплачу. С премией.

Услышав про премию, спецназовцы расслабились и загалдели:

– Да ничего, Хорошо, что все живы… – и наконец убрались восвояси.

А Иван снова обнял Сетку и ласково произнес:

– Ах ты, проказница…

И Светка ответила:

– Ик!

Теперь у меня трезвость – норма жизни. Прямо с сегодняшнего дня. Потому что голова болит – ужас. И еще пьяные люди совершают неадекватные поступки, такие, на которые никогда бы не решились в трезвом виде. Даже такие безумные люди, как я.

Вот что я вчера натворила?! Позвонила Фурманской! Елене Григорьевне! Директору одного из крупнейших предприятий страны, знаменитой «Софиевки», то есть Софиевского фармацевтического завода. И не просто директору – а практически его хозяйке. Или, если говорить совсем правильно – держательнице контрольного пакета акций.