мышц спины, ног и ягодиц: больно!

Растёр. Он и сам не в восторге, что пришлось так поступить, но…

Но должен же он знать — действительно ли он «тот единственный, дарящий незабываемые мгновения!», или это — просто банальная отрепетированная фраза-заготовка!

Хотя…

Иногда, в первые дни, он так примерно и думал. Даже предыдущую секретаршу уволил на фиг — думал, что теперь-то ему вполне хватит… Да и пора, пора было отделаться от обнаглевшей самки: слишком много себе стала позволять. Хамить Марии Михайловне. Ходить на работу через день…

А по поводу Марины… Кого он обманывает — и так он всё отлично понял. И — давно.

Поэтому он даже не стал заканчивать: зарычал, усилил натиск, заорал, но…

Но кульминацию приберёг назавтра: пусть её «отрабатывает» новая секретарша. Она-то не скрывает, что для неё удовлетворить его агрегат — просто часть работы.

Цинично, прагматично, но — жизненно.

А жизнь во второй половине двадцать первого века — не так, чтобы романтична. Скорее — жестока и насквозь проникнута духом торговли. Рынок товаров и… Услуг!

Всё продаётся. И всё покупается. Вопреки тому бреду, что навязывали моралисты прошлого.

Утром он ушёл даже не попрощавшись.

Знал, что Марина уже проснулась, но лежит с закрытыми глазами. Похоже, как раз этого от него и ждёт — чтоб он ушёл.

Может, ждёт и того, чтоб уж — не возвращался?..

А вот это — посмотрим. Он же — злобный и мстительный, как говорят про него даже друзья… Ничего подобного: он не мстительный. Просто… Привык воздавать по заслугам, а не «подставлять другую щеку!» Да, собственно, сейчас никто особо не рвётся «подставлять». Хоть все и носят, выставляя на показ золотые изящные крестики, или массивные «из натурального дуба» кресты, никто, насколько он мог судить, особо Заповедей Спасителя не придерживается. Себе дороже выйдет — сожрут, как слабака!

«Цинично, прагматично…» — дубль два. Или, правильней — двести двадцать два.

До работы для разнообразия доехал легко и быстро: воскресенье. Два звонка сделал по дороге. Поэтому когда подъехал — два неприметных фургона уже ожидали его во внутреннем дворике. Отлично.

С двумя одетыми в куртки с ничего не значащей, и отлично маскирующей сейчас, в эру всеобщей лени, надписью: «Доставка», поздоровался за руку.

— Устанавливать?

— Да. Идёмте посмотрите — вначале я отопру, и покажу место.

С сигнализации всё снял сам: не нанимать же сторожа для конторы-оффиса. Здесь-то кроме бухгалтерии на бумажках, да офисной оргтехники и брать нечего. А уж эта техника сейчас… Гроши.

Верхний замок, нижний. Амбарный — на железной внутренней двери. (Вот его, родного, из прошлого века, сейчас …рен кто откроет! Таких ключей даже у профессионалов, кажется, не сохранилось! Свой кабинет. Палец в сканнер. Ключ в скважину.

— Сам блок, наверное, вот сюда, в этот шкаф. А монитор — на этот стол.

Сосредоточенно-спокойные ребята покивали:

— Устраивает.

Затем более широкий в плечах сказал:

— Но дырки для вентиляции мы в задней стенке всё равно проделаем.

Теперь покивал Олег: а куда деваться! Тонкая техника на основе кремния больше всего боится перегрева!

Через два часа, когда всё было установлено, просверлено, и опробовано, он вынул из сейфа две пачки наличности. Отсчитал зелёных шелестящих бумажек, пожал руки. Сдержанно попрощался: «Значит, остаётесь наготове, и по моему сигналу сразу же…».

Посмотрел из окна кабинета на третьем этаже, как фургоны неторопливо выкатились со двора. Прошёл вниз, и запер парадное. А затем закрыл и внутреннюю дверь — на внутренний засов.

Порядок. Можно работать.

Посмотрим, лапочка, какова ты на самом деле!

Лапочка, однако, до двенадцати нагло валялась на сексодроме — то вдоль, то поперёк, глядя в телевизор, и к концу уже раздражённо тыкала кнопочки пульта: видать, ничего интересного найти не могла.

Тут Олег её вполне понимал: в те редкие часы отдыха, которые имел дома, и сам раздражался: ядрёна вошь! Двести пятьдесят платных каналов, а посмотреть — нечего! Поскольку набившие оскомину шоу-скандалов, да политические дебаты, ни к чему реальному в политической жизни страны не ведущие, навязли в ушах. А хоккей, велоспорт, футбол и прочие игрища «на свежем воздухе», вызывали только раздражение — особенно благодаря воспоминаниям детства, когда в секции того же хоккея, где, как уверяла мать, «из него сделают настоящего мужчину, который не боится боли!», ему сломали ключицу. А заодно и выбили с полдюжины зубов.

И пусть зубы вставили за счёт кружка, на ледовую площадку Олег — больше ни ногой. Как и на теннисный корт, или канал для гребли…

Поскольку тешить примитивные наклонности толпы видом своих страданий, и сверхчеловеческого напряжения мышц, передумал. Они, конечно, не в древнем мире, где на арене и убивали, но…

Но иногда ему казалось, что толпа-то осталась та же. С тем же желанием увидать чужие мучения, кровь, чужую смерть… Вид человеческих мук, смерти, отчаяния или разочарования, всё ещё привлекает… Но теперь эти страдания, боль и кровь облечены в «гуманно-приличную» форму — отчаяния проигравших. Оставшихся живыми. И, возможно, надеящихся на реванш. Если они, разумеется, стиснут зубы. И утроят усилия…

Как же, поможет им это. Оно больше поможет тем, кто упивается всем по ящику.

А не по ящику — для элиты.

Для желающих чего «покруче» — запрещённые бои до смерти. Настоящей. В подпольных элитных, и всё никак не «выявленных и ликвидированных» закрытых клубах — в тёмных подвалах. Куда с-сучки в золоте и брюликах, и наглые толстопузы в перстнях и в костюмах от «Дольче Габбана» приезжают «инкогнито».

Как же — инкогнито. Сейчас, когда над городом парит чуть не сотня дежурных квадрокоптеров, кто, когда и куда пошёл или поехал — вовсе не секретная информация. Особенно для полиции. Просто, значит, получают доляну. Или — ждут до очередной кампании по «борьбе с нелегальной спортивной преступностью». И уж тогда… Для галочки.

Ладно, раз пока ничего… Сходит-ка он купит хоть гамбургер.

Вернувшись, Олег сняв и аккуратно поставив рядом с тумбой свои элегантные мокасины, закинул ноги прямо на стол. Стянул и кинул прямо на столешницу чёртов галстук-удавку.

Запустил зубы в «пищу, чреватую ожирением». Снова щёлкнул пультом.

Над чёрной коробкой, лежащей прямо перед ним на столе, возник проекционный экран. Видимость — куда там обычным!

Ну-ка, сделаем покрупнее. Да и звук… Так. Ага. Его зазноба слушает курс валют и котировок акций. Довольно-таки странно в таком контексте.

Дальнейшие её действия ещё больше удивили его.

Марина вскочила с постели, и буквально за пять (!) минут оделась. Даже почти (две минуты — не в счёт!) не красилась.