— Наверное, это личный выбор конкретной женщины, причем вполне осознанный. Становясь стервой, женщина ставит барьер для возможных переживаний и боли. Она не хочет страдать. Может, у нее уже был печальный опыт, когда ее обманули и она после этого много страдала и мучилась. А теперь всеми силами старается подобного не допустить. Даже в самой мизерной степени. Заодно она выжгла в себе способность сострадать и жалеть. Ведь это тоже приносит душевные переживания, избежать которых она поставила своей основной задачей. И у нее все получается… Может, в этом играют роль еще какие-то неизвестны науке гены.

— Например?

— Ну, скажем, в роду такой была бабушка или прабабушка, которая бездумно и походя разбивала мужчинам сердца. А возможно, мама уронила будущую стерву еще во младенчестве на пол. И дитя ударилось головкой о бетонные лестничные ступени…

— Вот даже как? — усмехнулась Катюшка. — Интересная теория.

Я тотчас догадался, что вырезать меня будут нещадно. А может, Катюша тоже… Но я тотчас отогнал дурную мысль и сказал:

— Да, так. Но это лишь мои предположения.

— Понятно, — резюмировала Катюшка. — А каково ваше личное отношение к стервам?

— Мне кажется, что мое личное отношение к такому типу женщин очевидно из моих ответов на ваши вопросы.

— Да, пожалуй, — согласилась Катюшка. — А еще вы что-нибудь хотели бы добавить?

— Мне их жаль.

— Кого? — искренне удивилась она. — Стерв? Вам их жаль?

— Именно, — ответил я. — Впрочем, себя тоже… когда я с ними сталкиваюсь.

Катюшка еще какое-то время не мигая смотрела на меня. Потом сделала Гене отмашку, мол, все, съемки закончены, и снова повернулась ко мне:

— А все же, почему тебе их жалко, стерв?

— Потому что они лишают себя того, что и составляет жизнь, — ответил я. — Любовь, дружба, привязанность… Все это стоит того, чтобы за это заплатить болью и переживаниями. По-моему, лучше попробовать и обжечься, чем не пробовать вовсе и не знать, где горячо.

— Я не совсем принимаю то, что ты сказал, но понимаю, почему ты так сказал, — посмотрела на меня Катюшка. — И если поставить тебя перед выбором: добрая, спокойная, предсказуемая и покладистая женщина или стерва, то ты бы выбрал стерву, так?

— Пожалуй, что так, — немного подумав, сказал я. — Тут многое от характера зависит. Ведь ее нужно еще завоевать, а это трудная дорога, на такое не каждый из мужчин отважится. Проще идти к тем женщинам, которые сами раскрывают объятия.

— Вот и я о том же, — кивнула Катюша, поднялась и как-то слишком быстро покинула мой кабинет.

Я посмотрел на часы: почти пять вечера. Может, пора потихоньку закругляться и собираться на встречу с Володькой?

* * *

— Все сходится пока на этом старике Храмове, — сказал Володька почти сразу, как только мы уселись на мягкие диваны друг против друга. — У него дома в холодильнике мы нашли пакет с недопитым молоком, на котором обнаружили отверстие от иголки шприца. И наличие яда. Но вот кому потребовалось его убивать, и кто в этом заинтересован — ума не приложу… Обыкновенный старикан, едва ли не выживший из ума!

— А как вы проникли к нему в дом? — спросил я. — Он же в больнице лежит. Живет он один, родственников, кроме дочери, не имеет, а она живет отдельно.

— А вот с дочерью и участковым и проникли, — ответил Володька. — И с постановлением от прокурора. Так что твои подозрения необоснованны.

— Такие пакеты с дырочками вы могли обнаружить и в остальных двадцати трех квартирах, где проживали те, кто отравился и в настоящее время лежит в больнице, — резонно заметил я.

— Так, да не так, — сказал Коробов и замолчал, потому что официант принес меню.

Мы оба, не сговариваясь, заказали себе по рулету из маринованной семги, нарезанной тончайшими ломтиками и приправленной эстрагоновым маслом. Володька заказал еще селедочки с красным луком, гренками из черного хлеба и картошечкой с соусом из сливочного масла и хрена, а из горячего — стейк из подреберной части мраморной говядины с початком кукурузы, помидорками «черри» и перцем, фаршированным сыром. Я же предпочел откушать салатику «Цезарь» с креветками под соусом «Цезарь» с гренками, а в качестве горячего блюда — мясо молочного теленка, приготовленное в древесной печи. Гарниром к блюду послужила гречневая каша с жареными грибами и луком. Мясо мы с Володькой, как настоящие гурманы, решили запить красным вином «Каберне Совиньон».

Конечно, спросили еще и семисотграммовый графинчик отличной водочки «Белуга», подходящей и к рыбным, и к мясным блюдам. А на десерт я заказал двойной черный «эспрессо».

Так что ужин обещал быть на славу!

Когда мы расправились с рулетом из семги и опрокинули под него первую рюмку «Белуги», я поинтересовался:

— Так почему ты говоришь, что «все сходится на старике Храмове»?

— Я сказал: пока все сходится, — заметил мне Коробов.

— Ну, покавсе сходится, — поправился я.

— Мы допросили его соседа Панкратова, — буркнул Володька. — Ничего о нем не слышал?

— Ну, упоминал старик Храмов такого соседа. Илья Степанович Панкратов, из шестнадцатой квартиры, верно?

— Все так, — ответил Володька. — Панкратов просто ненавидит этого Храмова. Как прочие соседи, как дочь Храмова и его зять. И все остальные, кто имели с ним хоть однажды какое-то дело, — снова буркнул он и добавил: — Один из этих ненавидящих старика и мог его отравить.

— Но зачем так… сложно? — удивился я. — Травить двадцать три человека из-за одного, двадцать четвертого? Что-то не вяжется. Не проще было пришить старика в темном подъезде? Или подговорить кого-нибудь на дурное дело?

— Не проще, — резко бросил Володька. — Тогда подозрение пало бы на жителей подъезда, дома, округи. Он же всех достал, кого только мог. Очень ядовитый был старикан.

— Почему был? — посмотрел я на Володьку. — Чего ты о нем все в прошедшем времени говоришь? Я с ним позавчера разговаривал.

— Его уже нет.

— То есть как нет? — сморгнул я.

— Он скончался…

— Это как? — Я не мог понять, как это может вот так взять и умереть человек, с которым я еще позавчера разговаривал и которому, похоже, понравился. Насколько вообще могли нравиться люди такому человеку, как Лавр Михайлович. Внутри что-то царапнуло, неожиданно для меня самого.

— А так. Сердце взяло и остановилось, — глухо ответил Володька. — Такое со стариками случается… Возраст. Могут умереть в любую минуту.

— А когда он умер? — спросил я тише.

— Сегодня в девять часов утра.

— Теперь ясно… Поэтому-то вы и думаете, что акция группового отравления жителей Измайлова была направлена против него. А как же первый умерший, который так и не пришел в себя в реанимации? — взглянул я на Володьку. — Может, это против него, а не против Храмова был направлен удар?