Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Потому что это убийство!!!
— Разве? Какое это убийство, если он дал на него согласие? Мы можем совершить открытие, которое спасет сотни других жизней!
— Чушь! У тебя нет права распоряжаться чужими жизнями и мнить себя Богом!
Сомс пристально посмотрел мне в глаза, точно пытался загипнотизировать. Потом улыбнулся.
— Матер, друг мой, мы и так боги.
У меня задрожали губы. Я хотел что-то ответить, но не смог. Только через пару минут ко мне вернулся дар речи.
— Я думал, ты удалишь орган, а потом вернешь его на место.
Сомс поджал губы, опустил глаза и вдруг рассмеялся.
— Бедный Матер! Бог с тобой, ты всерьез полагал, будто это возможно?! Твоя наивность умиляет. Скажи мне, ты знаешь, как поддерживать жизнедеятельность организма во время подобной операции? Прежде такое еще никому не удавалось!
— Ублюдок! — заорал я. — Я не позволю тебе это сделать, слышишь?!
— Что значит, не позволишь? — Он не на шутку разозлился. — Ты кем себя возомнил?
— Нельзя убивать людей! А что, если узнают в университете? Или в полиции?
— Забудь о них. Ты пришел сюда, чтобы помочь. Так помоги мне перевернуть его на спину, хорошо?
— Нет.
— Понятно. — Сомс злобно смотрел мне в глаза и выбивал ногой дробь. — Не поможешь, значит? Так я и без тебя доведу дело до конца!
— Нет, ничего у тебя не выйдет!
— Выйдет! Не станешь же ты следить за мной вечно. Я проведу эксперимент. А если что-то пойдет не так, подставлю тебя. Кому поверит университет, мне — студенту с отличными отметками, или такой посредственности, как Реджинальд Матер?
— Ты серьезно рискуешь.
— Может и так. Но я умнее тебя и смогу выкрутиться. Ты это прекрасно знаешь. Хочешь, чтобы все прошло гладко, так помоги мне!
— Тогда я буду соучастником преступления.
— Заткнись! Это не преступление! Это не убийство! — Глаза Сомса горели огнем. — Я же сказал, он сам согласился! Все, мне нужно сосредоточиться и закончить работу в тишине. Если не хочешь помогать, проваливай.
С большим усилием он перевернул мужчину на спину и порвал его рубашку. В нос мне ударил сильный запах пота. Пока я стоял в нерешительности, Сомс сбрил с тела испытуемого волосы и обработал кожу йодом. Наконец он взял скальпель.
Я опомнился и схватил Александра за руку.
— Отстань! — Он презрительно фыркнул.
— Бросай скальпель, Сомс. Бросай, или я позвоню в полицию.
— Неужели? Им будет очень интересно, какова твоя роль в этом деле.
Я замешкался. Он вырвал руку и вернулся к пациенту.
— Полиция! — насмешливо воскликнул он. — Кишка у тебя тонка, вот что.
— Я серьезно, — пригрозил я.
— Ага, я тоже. Ты замешан. На твоем месте я бы не стал звонить.
— Я пришел, чтобы тебя остановить, Сомс. Думал, смогу. Знай я, что ты задумал на самом деле, я бы сразу же пошел в полицию. Господи, да мы же друзья… Я не хочу, чтобы ты сел в тюрьму!
Мне показалось, я убедил Сомса. Рука, в которой он держал скальпель, затряслась. Александр застыл над пациентом, будто в трансе. Затем тихо, но уверенно, положил инструмент на столик и вытер лоб рукавом рубашки.
— Хорошо, — разочарованно проговорил он. — Оставь меня ненадолго. Я приведу его в чувство и выдворю отсюда.
Странно, но мне стало жаль его. У Александра было выражение лица проигравшего. Его словно одернули на пороге великого открытия.
Спустившись на кухню, я заварил себе чаю и пошел в гостиную. Чай был вкусный, горячий, и я немного пришел в себя. Прилег на диван, представляя, как наверху Сомс возится с бродягой и ругается, на чем свет стоит. Я задышал ровнее, веки налились свинцом. В конце концов меня охватила дремота.
Проснулся я от внезапного приступа паники. Сверху доносился грохот. Отчаянные крики Сомса перемежались глухими стонами человека, страдающего от ужасной боли. Я быстро догадался, что происходит. Вскочил с дивана и бросился наверх. Еще в коридоре услышал я вопль Александра: «О… О Господи!!!»
В ванной царил хаос. Повсюду были разбросаны медицинские инструменты, виски из разбитой бутылки впиталось в половицы. Сомс вздрогнул, услышав мои шаги, и оглянулся. На его испачканном кровью лице застыл ужас. Подойдя ближе, я увидел съежившееся на полу тело бродяги. Его руки и ноги неестественно выгибались, бедняга безудержно дрожал.
Меня объял ужас, которого не передать словами. Прежде я никогда не видел человека, полностью раздавленного болью.
— Боже мой, — растерянно бормотал Сомс.
Я пытался отвести взгляд от бродяги, однако это давалось мне с трудом.
— Неужели ничего нельзя предпринять? — вскричал я.
— У него же нет печени! — отрезал Сомс. А затем добавил холодным тоном: — Он умирает.
Я окончательно вышел из себя. Мой «друг» мне солгал! Он и не думал отменять операцию, в его сердце не было ни капли сострадания, взгляд больше не горел любопытством — в нем поселились ненасытность и злоба.
Я не смог остановить Сомса и потому чувствовал за собой вину. Он завершил чудовищный эксперимент, окончательно сбившись с пути.
Естественно, бродяга погиб, и смерть его была, увы, мучительной и долгой. Я умолял Сомса прекратить страдания того человека, однако он остался непреклонен в своем желании описать эксперимент от начала и до конца.
Я ушел, лишь когда бродяга испустил дух. Александр просил меня остаться, говорил, что ему нужна моя помощь в записи сведений. На самом деле он ждал другого — чтобы я помог спрятать труп, а я в этом участвовать не собирался и велел ему самому заметать следы.
С того вечера меня не покидали кошмары. Я постоянно слышал крики испытуемого, видел его лицо, искаженное гримасой ужаса. Сомс больше не разговаривал со мной, чего и следовало ожидать. Иногда я видел его на занятиях, где он сидел за последней партой, и все практические и лабораторные работы выполнял в одиночку.
Месяц спустя Сомс исчез. Бесследно. Однако прежде появились слухи о том, что в его районе пропадают люди, а по ночам кто-то даже слышал крики. Вероятно, Александр продолжал эксперименты. Страшно представить, что он там вытворял.
Вскоре я стал практикующим хирургом, однако работа не задалась с самого начала. На каждой операции я вспоминал о том вечере. Сам удивляюсь, как умудрился проработать шестнадцать лет, прежде чем чувство вины не загнало меня в депрессию.
Матер умолк. По-видимому, он заново переживал события прошлых лет. Несколько минут я сидел, обдумывая его историю. Разумеется, мне не часто доводилось слышать подобное, и я был просто в ужасе. Даже не мог представить, как такое возможно. А он наверняка не догадывался, как сильно потряс и напугал меня. Матер потягивал чай и смотрел в окно. Облака проходили по небу, отчего на его лицо набегали тени.