Только к вечеру они добрались в Балаклаву. Кудеяр остался в условленном месте, а Корень прокрался к каменному дому, приютившемуся в ущелье Кефало-Вриси, где и жил татарин. Этот дом достался ему от богатого генуэзца, сбежавшего из Крыма еще до прихода сюда турок в 1475 году. Долгое время он пустовал, но теперь там поселился басурман.

Вскоре он и Корень поспешили по узкой тропе, которая вывела их к подножию горы Спилии. Здесь, у развалины старой греческой хоры, и поджидал их атаман. Завидев Кудеяра, басурман заулыбался и закивал головой:

– Кара, мой рад тебя видеть! Большой удача идет в наши руки. Аллах милостив – решил ублажить мой седин богатым дарами.

Кудеяр кивнул в знак согласия басурману и вместе с ним присел на ствол вывороченного бурей старого тополя.

– Сказывай, старый плут, что тебе ведомо о чужестранце, – сказал он, смеясь. Но глаза атамана оставались такими же непроницательными. И трудно было понять, в самом ли деле атаман шутит или только играет со стариком-татарином.

– Имя ему Вильям, – начал татарин, – давным-давно служил у знатный господин, ливонский барон, здесь у нас, в Балаклаве.

– Ливонский барон жил в Балаклаве? – удивился Кудеяр.

– Да…, – подтвердил старик, – так сложилась у него жизнь. Имя Георгий или Юрге. Родился он во-он в тот крепость, – старик указал рукой на генуэзские башни. Много-много лет прошел – пропал. Потом старый человек стал – опять Балаклава появился.

– Пошто так?

– Люди сказывал, будто в его род был большой-большой тайна и сокровищ в Крыму. Барон ехал к ентот сокровищ. Строить замок во-он на том скал.

– От там? – уточнил Кудеяр, показывая пальцем.

Татарин приподнялся и повел рукой по направлению к морю:

– За Генуэзской крепость.

Кудеяр проследил взглядом направление, куда указал басурман, и заметил на скале, возвышающейся над морем, какие-то развалины.

– Сказываешь, барона хоромы?

– Да, – подтвердил татарин, – люди барона уважал, яко богатый и справедливый человек. Никто ему не говорил «нет». Но один плохой день уважаемый человек утонул в штормящий море. Смерть барона – много-много слухи о больших сокровищ.

Барон жил один. Токмо слуга был в тот замок поведен. Георгий умер, слуга нанял люди и ушел в Мангуп…

Старик замолчал, и Кудеяр никак не мог взять в толк, будет ли он продолжать свой рассказ или говорить больше не о чем.

– Тако ты баешь, слуга хаживал в горы за кладом? – наконец спросил атаман.

– Люди уважаемый поведал, – спокойно сказал татарин, – токо слуга на нашел сокровищ. Уплыл из Балаклавы в Геную на корабле – в руках пусто был… Сам видел. Пятнадцать весен миновал. Вот как давно это был! А вчера слуга опять приплыл! Вильям зовут. Требовал карет, говорит, дай ко утро. И куда? На Мангуп! Вильям на торговый корабль приплыл. А купцов на нем нет! И товар – дрянь, худой товар. Корабль Вильям ждать – вернется он Мангуп, сразу поднимать парус и идти…

– Пошто Вильяму надобен сиречь Мангуп? – спросил Василий Корень.

– Мой не знать. Токмо барон Мангуп ездил. Много ездил.

– Знамо дело, – предположил Кудеяр, – тот ливонский барон давеча был связан с Мангупом. Али весь евоный род. Но от Ливонии до Крыма далече. А коли так, то две эти земли повязаны крепко. Так я разумею, Корень?

– Да не все ли едино, Кудеяре! – высказался горячо Корень. – Нонче не то разумение.

– Истинно. Однако ж мой род выходит из Литвы, а она с Ливонией была связана крепко-накрепко. Поди наши рода даже скрестились… Скажи, старик, ты не помнишь фамилию барона?

– Нет, Кара мой, забыл… Мой не мог трудное слово помнить…

– Ну, да Бог с ним, с бароном. Человека давно нет, а мы косточки евоные перемываем. Нам надобно нынче думы слуги прознать. Сможешь? – обратился Кудеяр к басурману.

Татарин только плечами вздернул.

– Тебе, Кара, и так-то все ведомо.

– Хм… Все. Да не все! Нас то обо – два всего. А елико Вильям с собой людей возьмет? Справимся ли мы? Я хочу знать точно, куда отправляется чужестранец и сколько у него людей буде.

– Нет, нет, моя больше ничего не знать! – затряс головой татарин.

Он замолчал, и атаману стало ясно, что теперь не выбить из басурмана ни слова.

– Ладно, – сказал Кудеяр, – ты нам помог. Еси дело справим, тебя отблагодарю, яко давеча. Так гляди ж, помалкивай о чужестранце да о нашем уговоре.

– Так-так, – закивал головой татарин.

– Нонче, – продолжил атаман, – надобно нас вывести отсель до места через Черную речку ко хоромам Чоргунским. А далее мы с Василём пеши справимся. Сдюжишь, а?

Татарин пожевал губами, помолчал, обдумывая просьбу Кудеяра, а потом утвердительно кивнул, мол, ладно.

– Поди и сладили, – обрадовался Кудеяр, – однако ж не забудь нам по лепешке передать. Твоя дочь Фатима скусные лепешки печет!

Старик только вздохнул.

– Шайтан ты, Кара! Пошто моя тебя не противится?

– Тако старость свою хочешь сытной делати, – во весь рот улыбнулся Кудеяр, – пади, пади же. А Бог даст, свово не упустим.

Утолив голод, Петя милостиво разрешил:

– Ну, а теперь, Женька, валяй, рассказывай свой сон.

Женя хрустнула напоследок огурцом и, дожевав ломтик копченой колбаски, деланно прокашлялась и предупредила Кирилла:

– Буду говорить только то, что помню. Не перебивай и не поправляй. Потом добавишь, если я где-то ошиблась.

Руданский в знак согласия поднял вверх руки, и Женя стала рассказывать свой сон.

– Вначале мы с тобой прошли поляну, посреди которой стояло одинокое дерево. Возможно, яблоня. Странное место, как мне показалось. А потом пошли по тропе вдоль обрыва. Шли очень долго…

– Постой, постой, – перебил ее Руданский, – мне кажется, ты пропустила начало. Когда упала и расшибла себе подбородок.

– Фу ты! – вырвалось у Жени, – совершенно верно. Вначале я вся разбилась в кровь, и ты прикладывал мне примочки. Я даже дрожать стала… Но потом боль приутихла. Да, да… И ты повел меня на мыс Айя, где стоял дивный храм Святого Духа. Но сильный ветер и снег выгнали нас оттуда, и только тогда мы попали на маргаритковую поляну, а уже с нее – на другую, с одиноко стоящим посредине деревом.

– Согласен, – улыбнулся Кирилл, – теперь продолжай.

– По тропе мы шли очень долго, – стала вспоминать Женя, – что удивительно, на всем протяжении пути нас сопровождал туман. И еще я помню одинокую кукушку, мерно «отбивающую» время. Так ведь?