этого засранцем. Когда я закончил, я вытер руки о штаны.

— О, прости, — сказала она, отправляя последний кусочек в рот. — Я должна была принести нам салфетки. Сейчас схожу.

— Всё в порядке. Мне пора идти. — Мы встали одновременно, практически грудь к груди.

Она посмотрела на меня и сглотнула. Приоткрыла губы.

«Не делай этого, придурок», — сказал я себе.

Но она была права — у меня были слабости, и сейчас её рот был первым в списке.

Не раздумывая, я обхватил её за плечи и прижался губами к её губам. Она издала тихий удивлённый звук, и я почувствовал, как её тело прильнуло к моему. Она приподнялась на носочки, приоткрыв рот, чтобы я мог почувствовать её вкус — манящее сочетание солёного и сладкого. Она обвила руками мою шею, и я провёл руками по её спине. Её язык коснулся моего.

«Прекрати это, блять, сейчас же», — сказал голос в моей голове.

Но я не только проигнорировал его, я подхватил её за заднюю часть бёдер, и она ахнула мне в губы, обхватив меня ногами. Схватив её за задницу, я притянул её к себе и стал двигать ею вверх-вниз по своему члену.

Свеча на столе затрещала и вспыхнула, заставляя нас обоих подпрыгнуть. Я резко опустил её на землю и отступил к своему стулу, увеличивая между нами расстояние.

— Чёрт. — Я поднял руки, как будто она просила меня положить их так, чтобы она могла их видеть. — Мне жаль.

— Нет, не извиняйся. — Она покачала головой. — Это просто… это просто случилось.

Я постоял там ещё секунду, наблюдая, как быстро поднимается и опускается её грудь, чувствуя, что не я один не могу отдышаться, и я знал, что если не уйду оттуда, то снова окажусь со своим языком у неё во рту.

А может, и в других местах.

— Спокойной ночи, — сказал я и быстро скрылся в своём доме.

Закрыв за собой раздвижную дверь, я прошёл на кухню и упёрся двумя кулаками в стойку. Закрыв глаза, я склонил голову.

Какого хрена? Что заставило меня сделать это? Неужели я был таким слабым? Девушке было всего двадцать два! Ей было двадцать, блять, два, а мне тридцать четыре с двумя маленькими дочерями, и я не имел права прикасаться к ней. Ради всего святого, она была больше ровесницей Хэлли, чем моей.

Разозлившись на себя, я подошёл к холодильнику и достал ещё одно пиво, со злостью открутив крышку. Это напомнило мне, что я оставил две пустые бутылки на её столе — теперь она, вероятно, думает, что я один из тех мудаков, которые никогда не убирают за собой и ждут, что это сделает женщина, прямо как мой отец.

Прислонившись спиной к столешнице, я сделал большой глоток и поклялся больше не прикасаться к ней. Если это означало, что мне придётся держать дистанцию между нами, то так тому и быть. Я просто опущу голову, если увижу её. Помашу рукой и пойду дальше.

Это будет нелегко, но я умел справляться с трудными задачами. Разве не поэтому я в первую очередь стал морским котиком? Я до сих пор слышу, как смеётся мой отец, когда я сказал ему, что именно этим я хочу заниматься. Заядлый пьяница, азартный игрок и бродяга, он отслужил на флоте задолго до моего рождения, но никогда долго не задерживался ни на одной работе. Устав от его измен, моя мать выгнала его из дома, когда мне было десять лет, и после этого он то появлялся, то исчезал из нашей жизни без какой-либо стабильности. Он часто исчезал на несколько месяцев. Наша мать, любящая и добрая, всегда работала на двух работах, чтобы содержать нас.

Но у неё была слабость к нему, которая не хотела закаляться, и она всегда впускала его обратно в наш дом, когда ему хотелось вернуться, и даже иногда в свою постель. Раньше меня тошнило от одной мысли об этом, поэтому я старался не думать об этом. Я ненавидел дни, когда я возвращался домой после школы или тренировки и видел его грузовик на подъездной дорожке. Мне было жаль маму, потому что она говорила, что не может не любить его, но я также злился на неё за то, что она такая слабая, что ею так легко манипулировать. К тому времени, когда мы с Бри стали подростками, мы уже понимали, что она снова будет страдать, когда он уйдёт — потому что он всегда уходил. Что бы ни говорил этот лживый мудак, он всегда уходил.

Но он появился в тот день в выпускном классе, когда в школу приехал вербовщик военно-морского флота. Я пришёл домой, чтобы рассказать маме, что я решил делать со своей жизнью, так как раньше я никогда не был уверен, а она всегда заставляла меня строить планы.

Когда я вошёл в дом, он сидел за кухонным столом, пил пиво и смотрел, как мама готовит ужин. — Сынок, — сказал он, когда я замер при виде его. Он использовал это слово как оружие.

Я отказывался называть его папой. Я вообще отказывался признавать его.

Вместо этого я повернулся к маме и начал рассказывать ей о своём разговоре с вербовщиком и о том, как он считает, что я могу подойти для службы морским котиком. Сидя за столом, мой отец не выдержал. — Ты никогда не станешь морским котиком, — сказал он насмешливо. — Ты знаешь, как это трудно? Я знал парней гораздо круче тебя, которые не смогли с этим справиться.

Я взглянул на него, мои руки сжались в кулаки. — Наблюдай.

Я не видел его снова почти десять лет — у него хватило наглости явиться на похороны моей матери и заявить, что он сожалеет, и я чуть не сошёл с ума и не нанёс удар, который мечтал нанести в течение двадцати лет. Моей сестре и Наоми пришлось меня успокаивать.

Бри поддерживала с ним связь некоторое время, но я попросил её ничего мне не рассказывать. Мне было всё равно, услышу ли я когда-нибудь его имя снова.

Но я думал, что он преподал мне несколько ценных уроков — как не быть отцом. Как важно не позволять никому заставлять тебя чувствовать себя слабым. Как хорошо доказать, что кто-то ошибается, когда сомневается в тебе.

Повернувшись, я вылил остатки пива в раковину. Последнее, чего я хотел, это похмелье утром. Мои девочки заслуживали лучшего.

Выключив свет, я поднялся наверх, проверил их в последний раз и пошёл в свою спальню.

Пять минут