К этой жене, избранной им в самом расцвете ее юности, он чувствовал более страстную любовь, чем ко всем последующим. Другим брачная жизнь была известна раньше, по опыту, одна только Аиша, говорил он, пришла к нему чистой и непорочной девственницей.

Но пророк не мог оставаться без необходимого утешения, пока Аиша подрастала, и потому взял себе в жены Савду, вдову одного из своих последователей, Сокрана. Она была кормилицей его дочери Фатимы и из числа правоверных, бежавших в Абиссинию от более ранних преследований со стороны жителей Мекки. Утверждают, что, будучи в изгнании, она получила таинственное откровение о чести, ожидавшей ее в будущем. Ей приснилось, что Магомет склонил к ней на грудь свою голову. Она рассказала сон мужу своему, Сокрану, который объяснил это как предсказание о скорой его смерти и о ее браке с пророком.

Был ли предсказан брак или нет, но он заключен был ради простого удобства. Магомет никогда не любил Савду той любовью, которую он выказывал другим своим женам. Впоследствии он хотел окончательно развестись с ней, но она упросила его оставить за ней только звание его жены, предлагая передавать Аише свое право на брачное ложе, когда очередь будет доходить до нее. Магомет согласился на это предложение, благоприятное для его любовных сношений с Аишей, и Савда продолжала быть номинальной его женой в течение всей своей жизни.

Вскоре Магомету стала чувствительна потеря, понесенная им со смертью Абу Талиба, бывшего по отношению к нему не только любящим родственником, но и надежным и могущественным покровителем благодаря своему влиянию на жителей Мекки. После его смерти некому было противодействовать и обуздывать неприязнь Абу Софиана и Абу Джаля, которые вскоре возбудили такой дух преследования в курайшитах, что Магомет счел дальнейшее пребывание на родине опасным для себя. Вследствие этого он отправился со своим вольноотпущенником Зайдом искать убежища в Таифе — в небольшом городке, обнесенном стеной и находившемся в семидесяти милях от Мекки; город этот населен был такифитами, или арабами из племени такиф, и представлял один из самых отрадных уголков Аравии, находясь среди виноградников и садов. Здесь росли персики и сливы, дыни и гранаты, синие и зеленые смоковницы, лотосы и пальмы с кистями зелено-золотистых плодов. Свежие зеленые луга и плодородные поля представляли такую резкую противоположность с бесплодием соседних пустынь, что арабы сочинили басню, будто местечко это составляло раньше часть Сирии, оторванную и занесенную сюда во время потопа.

Магомет вошел в таифские ворота, до известной степени полагаясь на покровительство влиятельного дяди своего ал-Аббаса, имевшего здесь свои владения. Но это было худшее место для его убежища, потому что идолопоклонство властно царило в Таифе. Здесь поддерживалось во всей своей силе поклонение ал-Лат, одному из женских идолов. Каменное изображение ее было усыпано жемчугом и драгоценными камнями, принесенными в дар ее поклонниками, веровавшими, что она — живое существо, и ее, как дочь Бога, молили о заступничестве перед Ним.

Магомет пробыл в Таифе около месяца, безуспешно стараясь приобрести последователей из среды жителей. При его попытках проповедовать свое учение голос его заглушался шумом и криками. Не раз получал он раны камнями, бросаемыми в него, которые верный Зайд тщетно старался отразить. Наконец народ в своей ярости дошел до того, что изгнал его из города, за стенами которого толпа рабов и детей еще долго преследовала его ругательствами.

Изгнанный бесчестно из Таифа, который он считал надежным приютом, и не решаясь открыто вернуться в родной город, Магомет оставался в пустыне до тех пор, пока Зайд не нашел ему тайного приюта у друзей своих в Мекке.

Доведенный до такого положения, Магомет имел одно из тех видений или сверхъестественных посещений, которые, по-видимому, представлялись ему всегда в минуты духовного волнения или когда он находился в уединении и когда, как можно предположить, бывал в состоянии крайнего умственного возбуждения. По его словам, это произошло после вечерней молитвы в пустынном месте долины Наклах, между Меккой и Таифом. Он читал Коран, слова которого долетели до слуха находившейся вблизи толпы джиннов. Эти духи, одни добрые, другие злые, подлежат, подобно человеку, наградам и наказаниям в будущем. «Слушайте! Слушайте!» — говорили джинны друг другу. Они остановились и внимали чтению Магомета. «Истинно, — сказали они наконец. — Мы слышали дивное поучение, ведущее к истинному пути; отныне мы верим этому».

Это духовное видение несколько примирило Магомета с его изгнанием из Таифа, показав ему, что хотя он и учение его и отвергаются людьми, но зато духи относятся к нему с благоговением. По крайней мере, такое заключение мы можем вывести из упоминаний об этом в сорок шестой и семьдесят второй главах Корана. После этого он провозгласил, что послан для обращения в истинную веру и джиннов наравне с человеческим родом.

Примечание. Вера в джиннов господствовала на Востоке гораздо раньше появления Магомета. Предполагали, что они посещают уединенные места, в особенности с наступлением ночи, — суеверие, свойственное нравам и понятиям народов, живущих в уединенных и пустынных странах. Арабы предполагают, что в каждой долине, на каждом пустыре имеется собственное племя джиннов, подчиненных одному высшему духу. Джинны эти скитаются по ночам, чтобы тревожить богомольцев и путешественников. Вследствие этого, вступая поздно вечером в какую-нибудь уединенную долину, они имели обыкновение умолять главного духа или властелина местности защитить их от злых джиннов, находящихся под его властью. Столбы пыли, поднимаемые быстро мчащимся вихрем и проносящиеся по пустыне, арабы приписывали джиннам и духам-исполинам.

Змеи, проникающие иногда в дома, также считались часто джиннами — верными или неверными. Магомет предупреждает своих последователей, что не надо поспешно убивать домашнюю змею. «Уговаривай ее удалиться, а если она не послушается, то убей ее, потому что непослушание ее служит доказательством, что она или простое пресмыкающееся, или неверный джинн».

Рассказывают, что в давние времена джинны имели доступ на небо, но были изгнаны оттуда за их склонность вмешиваться в чужие дела. По-прежнему они, оставаясь существами любопытными и пытливыми, стараются взобраться на звезды, чтобы заглянуть оттуда потихоньку на небо и увидать и услыхать, что там делается. Но ангелы гонят их оттуда пламенными мечами; магометане полагают, что метеорами, называемыми падающими звездами, ангелы бросают в этих назойливых джиннов.

Другие легенды утверждают, что земля была первоначально населена джиннами, но они восстали против Всевышнего, незаконно завладели господством над землею и пользовались им в течение двух тысяч лет. Наконец, против них был послан Азазил, или Люцифер, который победил их, разбив их могущественного короля Гигана-бен-Гигана, творца пирамид, магический щит которого, обладающий волшебной силой, достался впоследствии царю Соломону Премудрому и дал ему власть над чарами и колдовством магов и злых джиннов. Возмутившиеся духи, побежденные и униженные, были загнаны на темный край света. Тут-то Бог сотворил человека, одарив его менее опасными свойствами и способностями и предоставив ему для обитания весь земной шар.