— Вот как? Можете дать его адрес, куда послать ему вознаграждение.

— Вознаграждение? — удивился новый охранник.

— Я потерял часы, — на ходу придумывал Берни. — Он мне их вернул. И я пообещал, что следующий чек выпишу ему в качестве вознаграждения.

Страж ворот посмотрел на часы моего напарника — обычные, а не те, что достались Берни от дедушки и были нашей самой большой ценностью, — затем перевел взгляд на меня, потом на машину, которая в этот момент, как с ней иногда бывает, затряслась.

— Скромного вознаграждения, — уточнил Берни.

Охранник протянул руку.

— Я могу ему передать.

— Спасибо, — покачал головой Берни, — не хочу вас затруднять.

Охранник несколько раз моргнул. Мне нередко приходится видеть, как моргают люди. Интересно, отчего это происходит? Может, ломается что-то внутри, как у нашей машины? Откуда у меня эта мысль? Не означает ли она… Но дальше я не продвинулся, словно тенью накрыло. А охранник между тем сходил в сторожку и принес клочок бумаги.

— Благодарю вас за хлопоты. — Берни взглянул на бумажку и протянул охраннику доллар. По крайней мере я надеялся, что не больше. Сам я, даже на близком расстоянии, не очень различаю купюры. Что это за типы на картинках? Жуткой наружности — наверняка все, как один, преступники.

Охранник коснулся рукой козырька, и мы уехали. Но что-то заставило меня обернуться. Страж ворот был в сторожке и кому-то звонил по телефону.

Долина вечна и простирается во всех направлениях. По ночам небо становится темно-бордовым, и лишь немногие звезды просвечивают сквозь эту пелену. Мы выехали на магистраль, оставили позади высотные дома центральной части города и направились в Южную Педройю. Я всегда догадываюсь, когда попадаю туда, — по дыму, который не перестает куриться, и по запаху, который напоминает долго пролежавшие на солнце яйца. Иногда там еще случаются вспышки огня. Одна была совсем такой, будто в небе стреляли. Берни потрепал меня по загривку.

— Приятный вечерок, старина.

Уж это точно: темно-багровый, отдает тухлыми яйцами и озаряет сверху вспышками выстрелов. Больше не о чем и мечтать. А уж тем более тому типу, к которому мы ехали, приятель.

Мы катили по улице, которая выглядела так, словно ее изначально замостили с трещинами на проезжей части; окна большинства окаймлявших дорогу маленьких, ветхих домов были забиты досками. Берни остановился перед одним из строений — коричневым, а может, желтым цементным кубиком, в переднем окне которого мерцали голубые отсветы от экрана телевизора. В замусоренном дворе ветер носил обрывки бумаги и пластика. Берни повернулся ко мне и приложил палец к губам. Это означало, что нам надо вести себя тихо.

Мы вышли из машины, причем я спрыгнул на землю совершенно бесшумно. А Берни, открывая дверцу, что-то задел, скорее всего мусорный бак. В окне дома на другой стороне улицы появилось лицо и тут же исчезло. Мы подошли к окну на фасаде цементного кубика. Шторы были задернуты, но не до конца, и нам удалось разглядеть Даррена Куигли. Он с банкой пива в одной руке и сигаретой в другой устроился в одних трусах в большом мягком кресле, и на его дряблом лице и тощей груди играли голубые отблески телеэкрана. Сам телевизор я не видел, но по звуку определил, что Даррен смотрит передачу Национальной ассоциации гонок на серийных автомобилях. Мы, я и Берни, тоже иногда переключались на этот канал, только долго не выдерживали — это я о себе говорю, потому что меня сразу начинало клонить в сон. Мы двинулись к двери, и Берни постучал. Изнутри доносился рев автомобильных моторов. Напарник постучал громче. Моторы стихли.

— Кто там?

— Друзья, — ответил Берни.

Раздались звуки шагов. Все ближе и ближе к двери, и человек остановился.

— Что за друзья?

— У каждого человека есть друзья, — рассудительно заметил напарник.

— Джокко? На тебя вроде не похоже.

— Мы друзья еще лучше, чем Джокко.

— У меня нет друзей лучше, чем Джокко.

Берни замолчал. Я ведь, кажется, упоминал: если собираются несколько человек, Берни всегда самый умный, — следовательно, и молчание в данном случае было самым правильным поведением. Дверь приоткрылась — совсем немного, поскольку ее удерживала цепочка. Выглянул Даррен — глаза остекленевшие, тяжелое дыхание сильно отдает пивом.

— Я вас не знаю, — бросил он.

— Знаете, — возразил напарник. — Чета вы должны помнить.

Даррен покосился на меня и снова перевел взгляд на Берни.

— Вы тот проходимец, благодаря которому я лишился работы.

— Вот об этом мы и хотим с вами поговорить.

— Чувствуете себя виноватым? Не поздновато ли?

— Насчет виноватого не уверен, но никогда не поздно что-то исправить.

— Как?

— Уладить недоразумение.

— Полагаете, полковник вернет мне работу? Вы его не знаете.

— Справедливо, — кивнул Берни. — Но не исключено, что вы можете нас кое в чем просветить.

Даррен прищурился. Сощуренные в щелочки остекленевшие глаза — зрелище не из приятных.

— Чего вы добиваетесь?

— Ничего. Просто хотим, чтобы в итоге все сложилось как надо.

— Я вспомнил, — заявил бывший охранник. — Вы тот легавый, который все разнюхивает.

— Я бы предпочел быть ищейкой, которая все находит, — поправил его мой напарник.

— Это как?

— Пораскиньте мозгами.

Глаза у Даррена забегали, и я почувствовал, как мысли крутятся в его голове.

— Не буду, — наконец ответил он. — Я меньше всего склонен сейчас к трепу. — Он попытался закрыть дверь, но Берни своим коронным приемом вставил мысок ботинка в щель. Я всегда радуюсь, когда он это проделывает.

— Какого черта? — возмутился Даррен.

— Простите за трепотню, — извинился напарник. — Называйте меня как угодно, и пусть вас это больше не волнует. Вообще ни о чем не волнуйтесь. Можно нам войти с холода?

— С холода? Вы о чем? Температура уже несколько недель не опускается ниже восьмидесяти градусов. — Даррен высунул руку попробовать воздух, и я доверил напарнику схватить его за запястье — Берни был к нему ближе, чем я. Бывший охранник немного повырывался, но что толку — он был хиляк, а Берни — это Берни. Да и я, откровенно демонстрируя нетерпение, рыкнул. Вскоре мы уже были у него в конуре.

Да что я говорю: какая там конура? Передняя комната была настолько мала, что у меня сразу возникло желание уйти. Коридор уводил куда-то в темноту… но вот удача — запах чипсов «Читос». Могло быть хуже. Мы сели: Даррен в кресло, Берни на ручку продавленного дивана, я на пол. «Читос» тоже были на полу рядом с ножкой кресла, по соседству с пустыми банками из-под пива. И высыпались из пакета. Везет же мне, скажу я вам.