И поманила меня за собой к крыльцу.

Мне до смерти было любопытно, почему же хозяйка выбрала меня. Я ведь не самая рослая, не самая фигуристая, не самая умелая… так почему? Можно ли спросить? Или разумнее промолчать? Вон как она всех остальных на полуслове обрезала.

Решила, что смолчу, так мудрее будет.

— Итак, — обернулась леди, едва мы зашли в дом. — Теперь ты — моя прислуга, а не чужой человек, так что звать я тебя стану на «ты». И имя Белёна мне не нравится. Переделаем на Белинда. Или, ещё лучше, Линда. Благозвучно и приятно, согласна?

Я кивнула. Да хоть горшком обзывайте, только не выгоняйте.

— Ты должна отвечать «Да, леди Лобелия» или «Нет, леди Лобелия». Поняла?

— Да, леди Лобелия, — озарило меня.

— Тебе, наверное, интересно, почему я взяла тебя. Так скажу: вуль-гар-ность! — Незнакомое слово прозвучало гневно, как название стыдной болячки. Глаза леди сверкнули, она продолжила: — Чего я в этом доме не потерплю, так это вульгарности! Топают, растопырив локти, кричат — фу! Прислуга в благородном доме позволять себе такого не должна, ясно тебе?

— Да, леди Лобелия!

Ой, как же хорошо, что я ту красную рубаху не надела и про трактир ни словом не обмолвилась. Но надо узнать поточнее, что за зверь эта вульхарасть. Чего мне ещё делать не надо?

— За тебя, Линда, поручился отец Ансельм из Храма. Сказал, что ты честная и очень работящая. На это и рассчитываю. Я, со своей стороны, прослежу за тем, чтобы ты научилась тому, что должна знать хорошая прислуга. Жду от тебя старания и прилежания. Характер не показывай, я такого не люблю. Если справишься, оплата будет один серебряный в день, то есть семь в неделю. Последнее: носишь форму, живёшь в этом доме, ешь на кухне, по дому ходишь тихо, не топая, голос не повышаешь. Всему необходимому тебя научит Кайра. Иди на кухню, к ней. Вечером спрошу отчёт.

Я присела, склонив голову. Леди Лобелия едва заметно кивнула в ответ и, повернувшись спиной, ушла в глубь дома. А я осталась стоять и соображать, где тут может быть кухня. По запаху, что ли, искать?

Но если нужно быть тихой и молчаливой, как рыба, — буду.

Мне не привыкать.

Каждому человеку в течение дня представляется не менее десяти возможностей изменить свою жизнь. Успех приходит к тому, кто умеет их использовать.

А. Моруа

Скоро я узнала, в чей дом попала. Муж леди Лобелии, лорд Канрит тер Инрис, занимал важный пост в мэрии, то есть в городском управлении. Не староста, но около того, он разрешал или запрещал — это называлось хитрыми словами «визировал» и «регистрировал» — всякое строительство.

Вообще, новые слова сыпались на меня, как сухой горох из опрокинутого решета. Раскладная финтифлюшка, которую крутила в руках леди Лобелия, именовалась веером. Этот дом было принято называть «особняком Инрис». А дома вообще почему-то назывались недвижимостью. А как с дорогами или деревьями — те, что ли, движимость? Ну, реки, те да, текут. Но какой-нибудь дуб, что с ним? Непонятно.

Ещё оказалось, что многие слова я говорю не так, как нужно. Например, надо не «шкап», а «шкаф». А кроме шкафа есть гардероб, сервант, буфет, комод, горка, стеллаж и ещё куча мебели с такими названиями, что сразу и не запомнишь. Занавески звались красиво — гардины и портьеры. Между делом выяснилось, что такое балкон. В доме на втором этаже имелась огороженная открытая площадка с видом на сад.

Сама я старалась с дурацкими вопросами не лезть. Просто запоминала услышанное по мере сил и пыталась открывать рот пореже, только когда спрашивают. Потому что поняла — мне невероятно, сказочно повезло.

Темноволосой кареглазой Кайре, которой меня отдали в подчинение, перевалило уже за двадцать, и она была замужем за садовником, Петаром. Кайра меня и учила, как и что делать, потому что тут всё было по-другому. Например, в избах полы метут и моют. А столы скоблят ножом добела, соскребая жир и грязь. А здесь мебель — полированную да лакированную — протирали до блеска специальными тряпочками, пропитанными душистым жидким воском. Пыль смахивали метёлками из перьев. Бронзовые ручки на дверях и светильники на стенах начищали сукном. А вот старинные бронзовые же фигурки не тёрли, а только бережно обмахивали от пыли и лишь иногда мыли с мылом — чтобы не повредить какую-то патину. Серебро доводили до сверкания резко пахнущей жидкостью — нашатырём, а кое-что чистили зубным порошком. Наконец, пол — он звался паркетом — натирали до зеркального блеска. Сначала на чистый паркет наносили щёткой мастику, а потом тёрли её, пока дерево не начинало сиять.

Я сумела понять, что главное для меня пока — ничего не сломать и не испортить. Вокруг было множество лишних, ненужных и притом хрупких вещей, обращаться с которыми требовалось умело и крайне бережно.

Меня обрядили в саржевое платье синего цвета. Причём пришла специальная женщина — модистка — и подогнала одёжу по фигуре. Вышло очень аккуратно и нарядно: тонкая талия, длинная, до лодыжек, юбка, из-под которой выглядывала белоснежная полоска кружев второй, нижней юбки, такие же кружева по шее и, напоследок, небольшой передник. Поначалу я очень боялась испачкаться, но оказалось, что грязи тут почти нет, а ткань немаркая и такая, которую легко отряхнуть.

Поселили меня под самой крышей, в дальнем от хозяев крыле. Комната была маленькой, но настоящей и отдельной. С окном, кроватью, шкафом, масляной лампой на тумбочке и даже засовом на двери. Я была в восторге, но Кайра строго сказала:

— По вечерам долго не засиживайся. Будешь по утрам зевать — наймём кого-нибудь другого.

Я согласно закивала. Да, высыпаться надо, ведь нового на меня сейчас сыпалось больше, чем за всю предыдущую жизнь. И даже при том, что сама я почти не раскрывала рта, Кайра без конца меня поправляла. Оказывается, правильно было произносить не «ярманка», а «ярмарка». Но вообще говорили «сходить на рынок» или «сходить за покупками». А воспитанные дамы и на рынок не ходили, а только могли «прогуляться по магазинам».

Манеры у меня тоже были неправильными. То есть вела я себя не так, как принято в городе. Локти за едой на стол, оказывается, не ложат. То есть не кладут. Щёку кулаком не подпирают. Когда стоишь, локти следует держать прижатыми к бокам. Руками, как курица на взлёте, не махать. Голос не повышать… и так далее до бесконечности. Кстати, слово «бесконечность» я тоже услышала от Кайры. И оно мне понравилось необыкновенно. Загадочное такое, как звёздное небо.

Я только радовалась, что во время приёма на работу впала с перепуга в ступор, отчего и вела себя почти правильно. А чувствовала бы себя уверенно — наверняка бы просвистела мимо!

Хозяев я видела редко. При встрече леди Лобелия мне кивала, иногда спрашивала, как идут дела. Я в ответ приседала и негромко отвечала, что всё прекрасно, и я рада служить в её доме. На том разговор и кончался. Я захлопывала рот, стараясь не ляпнуть лишнего.