дырка в груди! Двадцать сантиметров в широкой части!

Яркой вспышкой перед твоими глазами встал вчерашний бред: адское создание распарывает Кора своей чёрной лапищей, подкравшись к нему со спины. С трудом проморгался после нахлынувшей волны фальшивых воспоминаний:

— Я мало что знаю и не специалист, но под кайфом человек может что угодно сотворить.

— Тю, какой человек? — отмахнулся сотрудник жмурки. — Сейчас сам увидишь, что это крупный хищник вроде мишки. Вот и не верь после этого иностранцам… По Москве действительно бродят дикие медведи-убийцы!

Наконец, вы втроём с практикантом добрались до зала, напоминающего камеру хранения или банковские ячейки — много маленьких дверец в каждой стене. На дверцах бейджиками висели бумажки с буквенно-циферными кодами. Большой врачебный блокнот на тумбочке у входа разъяснял, останки каких граждан находились в каждом «кубрике». Дежурный патологоанатом отошёл к дальней стене и раскрыл дверцу, ту, что примерно посередине, вытянул оттуда чёрный мешок на молнии, расстегнул.

В первый раз ты увидел Васю без его вечной улыбки до ушей. Сейчас его рот был искажён страшно. На груди не осталось живого места — через неё наискось проходили четыре красных широких полосы разорванной плоти.

Одна за одной раскрывались другие дверцы, вытаскивались и открывались мешки, и перед твоими глазами — очередной изуродованный труп твоего друга или знакомого. Это было больше, чем ты смог стерпеть — казалось, всем, с кем ты общался, было суждено погибнуть от ужасной зверюги из глюка… На пятое тело тебя вырвало, несмотря на то, что с момента завтрака прошло часов пять.

— Какой слабонервный попался, — посетовал лысый, хлопая тебя по спине, чтобы помочь продышаться.

— Хватит с меня, — ты пожаловался практиканту, — не могу я на это больше смотреть.

— Вы ещё не всех опознали… — только развёл руками будущий опер. — Мужайтесь, ещё столько же. Вы же сами понимаете, что мне выговор будет, если в протоколе вы не по всем дадите показание.

— Неужто нельзя… договориться? — странно и хитро посмотрел патологоанатом на практиканта. — Процедура для непосвящённых в искусство действительно муторная. Думаю, если уже столько объектов опознаны, неопознанных среди них не будет. Медведи тупы и не станут подменять тела своих жертв, как некоторые люди.

— Откуда там вообще взялось животное! — возопил ты, взявшись за голову. — Не понимаю!

— Это уже наше дело, — объявилось новое действующее лицо. Кажется, старший по званию решил проверить, как дела у практиканта. Погон этот ничем не примечательный человек не носил, но осанка, взгляд и манеры сразу выдавали офицера. Пожалуй, даже слишком важного, чтобы заниматься курсантами. Твой сопровождающий мигом вытянулся по струнке и отдал честь, но тот не желал обращать на него внимание, продолжая говорить тебе: — тайна государственного значения. И у нас два варианта. Либо мы начинаем разрабатывать версию о том, что убийца — ты, единственный выживший из присутствовавших в семьдесят четвёртой квартире тем вечером — а раскрываемость надо повышать, и версию сочтут весьма правдоподобной, особенно когда ты расколешься под жёсткими допросами… Либо ты подписываешь неразглашение и молчишь в тряпочку.

Хороший момент подгадали, чтобы произвести внушение… После стресса вывел из равновесия, да ещё и припугнул. Но — это то, что ты осознал впоследствии. Тогда, стоя над телами ещё вчера живых одногруппников, ты не мог соображать здраво и был открыт любой установке. Долго уговаривать тебя не пришлось — ты был готов подписать любой документ, лишь бы поскорее покинуть царство мёртвых. Ты даже не уверен был, а действительно ли подписал именно клятву хранить государственную тайну, а не признание в серийном убийстве десяти одногруппников? В любом случае — поздно менять прошлое. Всё это ты понял уже на крыльце, очухавшись на свежем (для Москвы) воздухе улицы. За секунду до того, как тонким, звенящим голосом тебя окликнули:

— Зарубин? Павел Петрович?

Вязаная шапка на бекрень, выбивающаяся из-под неё копна соломенных кудрей — быстро, уверенно, широко махая руками, через пустую улицу к тебе перешла девушка в дутой бежевой куртке и синих штанах. Фигуру под такой одеждой оценить сложно, а личико совмещало пухленькие щёки и острый подбородок и не давало подсказки о телосложении.

Вместо ответа ты грозно и выжидающе уставился ей в серо-голубые глаза. Слишком многое ты за сегодня пережил, чтобы тратиться ещё и на общение с незнакомками. И настроение не то.

— Так вы или не вы? — она достала из кармана блокнот с карандашом, сразу выдав причины своей настойчивости.

— Без комментариев, — ты выдохнул крылатую фразу и резко развернулся по направлению к метро. Настолько резко, что репортёр даже не сразу последовала за тобой. Потратив время, выплеснув женские эмоции, пробурчала шёпотом: «Грубиян!» Но решительно догоняла, как ты не прибавлял скорость:

— Расскажите хотя бы о личной версии произошедшего! Кого вы подозреваете в совершённом преступлении?

— Это государственная тайна. Без шуток, — ты добавил, поняв, что честный ответ звучал банальной отговоркой. — Я принял подписку о неразглашении.

— Если вы ничего не ответите, я навоображаю чушь о йети на летающей тарелке и выставлю вас дураком! — с неизвестной долей серьёзности пригрозила тебе преследовательница.

— Будто ты с моей помощью про них не напишешь, — всё же ты остановился. Можно назвать это комплексом, но тебя коробило, когда окружающие винили тебя в суеверии или идиотизме. Зачем только, не понимаешь, постоянно доказывать очевидное, поддерживать имидж, неужели не ясно с первого взгляда, каков из себя человек?

— Уже на «ты»? — заметила репортёр. — Нет, пускай мы изучаем паронормальные явления, но пишем только правду. Её хватает на материал без всякого вымысла и фальсификаций.

Ну вот… не просто журналистка, а из какого-нибудь ежемесячного журнала для домохозяек «Секретные материалы XXI века», вещающего на уши отменную лапшу о чупокабрах, домовых и контактах шестого рода. И из тебя пытается сделать сенсацию жёлтая пресса… она хочет пировать на костях твоих товарищей:

— Это криминальная хроника, а не таинственные случаи. Не Лохнесское чудовище в Бермудском треугольнике, а массовое убийство, множество смертей. Вполне осязаемых; не верите — навестите морг, я только что оттуда.

—