А сколько «симпатичных уголков» старой столицы мелькало в разговорах Тургенева, не говоря о его повестях. «Клара Милич» начинается с того, что «весной 1878 года, проживал в Москве, в небольшом деревянном домике на Шаболовке — молодой человек, лет двадцати пяти, по имени Яков Аратов… Несколько лет тому назад, отец его, небогатый дворянчик Т…ской губернии, переехал в Москву. Покинул деревню, в которой они все до тех пор постоянно жили, старик Аратов поселился в столице с целью поместить сына в университет, к которому сам его подготовил; купил за бесценок домик в одной из отдаленных улиц и устроился в нем со всеми своими книгами и «препаратами». А книг и «препаратов» у него было много — ибо человек он был не лишенный учености…»

В «Дворянском гнезде» тесть Лаврецкого, Павел Петрович Коробьев, «скрепя сердце решился переехать в Москву из Петербурга на дешевые хлеба, нанял в Старой Конюшенной крошечный, низенький дом с саженным гербом на крыше, и зажил московским отставным генералом, тратя 2750 рублей в год.

Москва — город хлебосольный, рада принимать встречных и поперечных, а генералов и подавно; грузная, но не без военной выправки, фигура Павла Петровича скоро стала появляться в лучших московских гостиных».

Тургенев открывает двери литературно-музыкальных утренников, которыми одно время так увлекалась Москва: «Большая зала в частном доме на Остоженке уже наполовину была полна посетителями, когда Аратов с Купфером прибыли туда. В этой зале давались иногда театральные представления, но на этот раз не было видно ни декораций, ни занавеса. Учредители «утра» ограничились тем, что воздвигли на одном конце эстраду, поставили на ней фортепьяно, пару пюпитров, несколько стульев, стол с графином воды и стакан — да завесили красным сукном дверь, которая вела в комнату, предоставленную артистам… Публика была, что называется, разношерстная: все больше молодые люди из учебных заведений. Купфер, как один из распорядителей, с белым бантом на обшлаге фрака, суетился и хлопотал изо всех сил…»

И давняя мечта Ивана Сергеевича — жить на Арбате, которую он смог осуществить для героев своей «Первой любви». После раскрывшегося романа отца с княжной Зинаидой мать решает немедленно вернуться с дачи в Москву, где их ждет «дом на Арбате».

Только в жизни связи Тургенева с Москвой складывались иначе. Просто она всю жизнь оставалась миром его героев, очень своим, во всех мелочах знакомым, вымечтанным для собственного гнезда, которое так и не появилось в его жизни.

По выражению Тургенева, это была одна из самых живых московских связей — «папаша Щепкин», всеобщий любимец и предмет всеобщего восхищения. Тургенев и не заметил, как оказался втянутым в орбиту его знакомств и театральных интересов, да еще — Щепкин не преминул при случае упомянуть — их свела судьба в соседних домах. В то время, когда тургеневская семья занимала валуевскую усадьбу, Щепкин приобрел первый и самый любимый свой дом в том же Большом Спасском (или Большом Каретном) переулке, № 16. С 1830 года в уютном, но и вместительном деревянном особнячке с мезонином и пристройками располагается все его «актерское хозяйство».

Дом утопал в кустах какой-то необыкновенной лиловой «до черноты» сирени. У крыльца цвел раскидистый жасмин. Клумбу посередине двора венчали в середине огромные подсолнухи. Экипажи подъезжали по ярко-зеленой не боявшейся тяжести колес куриной слепоте. Огромный добродушный пес больше крутился в комнатах, чем изображал сторожа около исправной собачьей будки. Из кухни за домом нет-нет да долетали обеденным временем запахи «превкуснейшего борща». Двери на крыльцо не запирались. Отвором стояли они в ближайший к прихожей зал, служивший обычно столовой, где за столом собиралось не меньше двадцати, а то и тридцати человек. Много детей было у самого Щепкина, не меньше знакомцев искало у него защиты и крова. Больше всего заботился Михаила Семенович о добиравшихся до столицы провинциальных актерах, искавших работы и антрепренеров. Помогал, чем мог, и никогда не отказывал в еде. Это далеко не всегда было по нраву его супруге, но податливый во всем, здесь «папаша Щепкин» был непоколебим. Повторял часто и убежденно: самый великий грех отказать товарищу в куске хлеба.

Таким увидел дом в Спасском переулке Пушкин, таким он открылся в 1832 году Гоголю. Мучительно застенчивый, не знавший в столице никого, кроме Михаила Петровича Погодина. Здесь Гоголь единственный раз решился приехать один, без предупреждения, да еще войти к обеденному столу с веселой украинской песней:

Узнав имя нежданного гостя, Щепкин и все присутствующие были в полном восторге. И это восторженное отношение к писателю великий актер сохранил до конца своих дней. Впрочем, заочное знакомство с Тургеневым у Щепкина к моменту их встречи уже состоялось. Достаточно сказать, что один из его сыновей был женат на сестре Станкевича Александре Владимировне. Но теперь к тому же перед Щепкиным был автор вымечтанных, а может быть, совсем неожиданных, но отвечавших его творческой сущности ролей. Когда-то Герцен говорил, что Щепкин первым стал «нетеатральным на русской сцене». Именно этой психологической направленности театра отвечали тургеневские пьесы.

В свой бенефис 25 января 1850 года, в Большом театре, Щепкин ставит тургеневскую комедию «Холостяк». Это первый сценический опыт Ивана Сергеевича. В следующий сезон, 18 января 1851 года, в том же Большом театре Щепкин выбирает для своего бенефиса «Провинциалку». По поводу этого спектакля Тургенев писал Полине Виардо: «Вот уж точно я ожидал всего чего угодно, но только не такого успеха! Вообразите себе, меня вызывали с такими неистовыми криками, что я наконец убежал совершенно растерянный… шум продолжался добрую четверть часа и прекратился только тогда, когда Щепкин вышел и объявил, что меня нет в театре». А ведь в тот же вечер и также с участием Щепкина игрался и «Жорж Данден» Мольера. Бенефисные программы отличались обычно большой полнотой.

Здесь нельзя не внести поправку в ранее издававшиеся материалы по жизни Тургенева в Москве, где повторяется одна и та же ошибка, что бенефисы Щепкина проходили в Малом театре. Дело в том, что Большой и Малый театры вместе составляли так называемую «казенную сцену», руководимую Московской Конторой императорских театров. Бенефисы звезд драматической сцены обычно проводились именно в Большом театре, что позволяло бенефициантам получить значительно больший гонорар — единственная форма приработка к их штатному жалованью. Так, в течение одного сезона 1850/51 года именно в Большом театре проходят бенефисные спектакли Прова Михайловича Садовского, В. И. Живокини, И. В. Самарина, Д. Т. Ленского, Л. П. Никулиной-Косицкой, А. Т. Сабурова, С. В. Васильева и других. Существовал также обычай в бенефисы танцовщиков включать драматические эпизоды. Например, в бенефисе танцовщицы Фани Эльсер играются французские водевили «Нет действия без причины» Ж. Баяра и «Бешенство» в переводе авторском Н. А. Ермолова. В бенефис танцовщицы Е. А. Санковской включается пословица в одном действии И. Анца «Куда черт не поспеет, туда старую бабу пошлет».