стон и опустил плечи.

— Обычно я бы замахнулся на тебя за то, что ты несешь такую ерунду. Но... возможно, ты прав.

Честность была слабостью, но это была и сила. Мои люди доверяли мне, потому что я не был глупцом. Если у них была идея получше, я прислушивался. Если у них были причины чего-то избегать, я обращал на это внимание.

И это был один из таких случаев.

Под сапогами Грассхоппера хрустнула ветка, когда он переступил с ноги на ногу.

— Ты по-прежнему босс. Мы не защищаем тебя или пытаемся сделать как лучше, просто сделай нам одолжение и не лезь на рожон.

«Как будто кто-то верит в это дерьмо».

— Мы вернем ее, чувак. И мы уничтожим этих ублюдков, — Хоппер хлопнул меня по плечу.

Я вздрогнул, когда моя головная боль усилилась, но я оценил этот жест. Блять, я ценил все, что он делал, даже если был в ярости.

Я был ему должен.

Если бы не Хоппер, я бы истек кровью или превратился в проклятый кабачок прежде, чем кто-нибудь это заметит. Он был тем, кто появлялся, когда не мог дозвониться до меня по телефону. Он был тем, кто нашел меня, потерявшим сознание.

Мо вытащил пистолет и щелкнул предохранителем.

— Пойдем, — как злой дух, он растворился в деревьях.

Хоппер устремился за ним, оставив меня замыкать позицию — как новичок или какой-то идиотский слабак.

Деревья были сторожевыми собаками.

Тени были карманами смерти, в которых можно было спрятаться.

Мы молчали, слившись с тьмой, когда крались сквозь листья и паутину.

От каждого шага у меня пульсировала голова.

Каждый раз, когда я пригибался, чтобы избежать веток, по черепу плескалась тошнота.

Клео была поблизости, и мы собирались ее спасти.

Это был весь стимул, который был мне нужен, чтобы заниматься своей долбаной работой Президента «Чистой Порочности» и любовника своей женщины.

«Я сильнее, чем чертово сотрясение мозга».

Однако, чем ближе мы подходили к большому деревянному забору, огораживающему «Кинжал с розой», тем больше я боялся, что могу быть не помощником, а помехой. Мо был прав, поставив меня сзади. Мои мускулы дрожали, и холодный пот болезни не утихал. Я с трудом переносил боль ходьбы, не говоря уже о том, чтобы бежать в бой и стрелять из ружья.

Дерьмо.

Проходя мимо поляны, куда я привел Клео, мои кулаки сжались, когда я вспомнил, как она смотрела сквозь дыру в заборе и видела свой старый дом.

Было чертовски больно, что она не могла вспомнить все, чем мы делились, но в то же время я был рад. Рад, что она не могла вспомнить ту ночь, когда мы оба потеряли все.

Мой желудок содрогнулся от прогорклой мысли.

«Она узнает».

«Она вспомнит, что я сделал».

У моего отца было бы достаточно времени, чтобы рассказать ей, что случилось. Чтобы показать ей ложное утверждение и ложь гильдии.

Все, что он сказал, будет пахнуть нечестностью, но остается один факт.

Один неоспоримый факт, который заставит ее ненавидеть меня вечно.

То, что я сделал, было непростительно.

Я был тем, кто нажал на курок.

Я был тем, кто убил двух людей, о которых она заботилась больше всего в этом мире.

«Как она может меня простить, если узнает?»

Еще больше боли пронзило мое сердце. Я едва мог поставить одну ногу перед другой при мысли о том, что она повернется ко мне спиной.

Я действительно попаду в ад, если она отвергнет от меня.

Хоппер и Мо появились из подлеска, образуя передо мной стену, как хорошие лакеи на войне. Их большие сапоги ступали тихо, трескали ветки и царапали падающие листья. Их объем и дополнительный вес кожи и джинсовой ткани не совсем подходили для бесшумной засады.

Наши безрассудные движения сопровождались жужжанием ночных насекомых и случайным уханьем чего-то в кустах.

Время текло бесконечно медленно, пока мы спускались и обходили, следуя по периметру к главному входу, где собрались остальные члены клуба.

«Чистые» повиновались.

Мне не нужно было гоняться или напоминать. Мне не нужно было предугадывать или планировать. Мужчины знали, чего от них ожидали, и это было сделано.

— Что за хрень? — пробормотал Хоппер, когда мы завернули за последний угол.

Я резко остановился, проклиная голову, в то время как мои разбитые мозги плескались. Что, черт возьми, было правильным.

— Я не понимаю, — проворчал Мо, ускоряя темп.

Мое сердце бешено колотилось, паника наполняла мою кровь, пока мы сокращали расстояние. Братья стояли вокруг главного входа, а не прятались, и не готовились к атаке. Все, кроме одного, стояли к нам спиной, и эмблема нашего Клуба блестела серебряной нитью в темноте.

Человек, стоящий перед нами, Спичка, потер лицо рукой, прежде чем махнуть в знак признательности. Его огромные ступни расплющили упавший папоротник, когда он выступил вперед. Он был одним из самых высоких братьев в «Чистой Порочности» — сложенный как гора с соответствующим внутренним чутьем. Несмотря на его размер, его лицо было добрым и без шрамов, а из-за длинных волос он казался мягким, как щенок, а не злобным, как питбуль.

«Что-то не так».

Страх пронесся во мне, как ураган.

Вытянув шею, я попытался увидеть, вокруг чего толпились мужчины.

«Почему я чувствую запах дыма?»

Тревога усилилась. Я ненавидел запах гари после того, что произошло.

Было чертовски больно нарисовать на моем лице знак вопроса и авторитета.

— Что тут происходит?

— През, — Спичка уважительно кивнул, прежде чем расправить плечи, словно готовясь к плохим новостям. Его длинные волосы не скрывали капельки пота на лбу. — Мы, э-э… произошло событие, которого мы не ожидали.

Я сузил глаза, ослабив зрение.

— У вас есть ровно две секунды, чтобы объяснить.

Хоппер и Мо стояли по бокам от меня, пистолеты были взведены, пальцы находились на спусковом крючке по бокам.

Мое внимание переключилось на резиденцию «Кинжала с розой». Ворота были широко открыты, как зубы в гигантском деревянном черепе, маня нас к телам наших врагов.

Спичка снова посмотрел на территорию.

— Я был здесь одним из первых. Пришел, как только мне позвонил Хоппер и сказал, что ты чертовски плох, и твою старушку украли. Я привез Баса и Коина, и мы поставили лагерь.

Мое дыхание учащалось с каждым словом.

— Ничего не произошло. Мы не смогли видеть девушку, и ничего необычного не было. Клянусь своей жизнью, я не отводил взгляда за те два дня, что мы здесь, но почему-то...

Я взревел:

—