Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Система своими устаревшими правилами диктует условия, при которых легче сидеть и ничего не делать, «чтобы не попасть в беду». С двухлетнего возраста нас оберегают от опасностей. Ставят слишком много ограничений. «Нельзя трогать огонь!» «Нельзя выходить во двор!» «Нельзя!» «Опасно!» Пытаясь уберечь, программируют на страх. Помнишь, мы говорили об этом? А все просто – страх перемен навязывается системой. Рассмотрим ситуацию переезда в другую страну. Существующей системе выгодно, чтобы у нас не возникало даже мысли куда-либо переехать. И уж особенно туда, где лучше и комфортнее. Даже без учета формулы человеческий ресурс является самой важной составляющей. Мы платим за все. Но системе легче удержать нас от переезда с помощью страха перемен, нежели при помощи создания комфортных условий для проживания.
Гражданство, смена жительства, смена рабочего места, семейного положения, образа жизни – все это внушает огромный страх только по одной-единственной причине: отсутствие достаточного количества денег. Если у тебя есть средства, ты будешь окружен комфортом в любой стране. Если тебе не нравится работа, ты сменишь ее без страха. Семьи станут крепкими не по причине зависимости супругов друг от друга, а благодаря родственным взглядам и убеждениям. Перемены будут не страшны, а познавательны.
Формула меняет наше восприятие перемен. Добывая бонусы, мы постепенно открываем новые возможности и начинаем ценить каждую прожитую минуту. Ведь это наш выбор!
А как же страх смерти?
Смерть – пугающее слово, в котором заложен страх многих поколений. Можно предположить, как сильно боялись пещерные люди потерять отца семейства, когда он уходил на охоту. Детей в те времена рожали много, и если ребенка съедал хищник, без него семейство выживало. Знаю, звучит цинично, но давай начистоту.
В экстренных ситуациях мы раскрываем свои истинные чувства и желания. Задай себе вопрос и постарайся честно на него ответить: Чья жизнь для тебя важнее – твоя или твоего ребенка? Если ты оказывался в ситуации подобного выбора, можно предположить, что ответ будет более-менее правдивым. В моей жизни случилось два ярких эпизода, которые помогли мне все расставить на свои места. Раньше я сказал бы, что для меня важнее собственная жизнь. Я пребывал в уверенности, что в экстренной ситуации включится инстинкт самосохранения и я спасу себя. Я и сейчас говорю так своим детям, но они вправе мне не верить.
В первом случае Рафу было чуть больше года, он только начал делать первые шаги, и все оберегали его от падений. Однажды мы стояли на кухне и наблюдали, как его дед закручивал портативный газовый баллон в лампу. Вдруг металлический баллон величиной с кулак вырвался из рук и стал летать, ударяясь то о потолок, то об пол, то о другие предметы. В подобных ситуациях у человека обычно включается инстинкт самосохранения, а не мозги. Вот и здесь – у присутствующих сработал страх смерти. Все самые близкие люди Рафа моментально про него забыли и думали только о себе. Я не могу их осуждать. Возможно, они видели, что я прикрыл собою сына. Позже я посмеивался над родными, вспоминая этот случай.
В другой раз случилась авария, после которой машину пришлось выкинуть на свалку. И я опять действовал также – закрыл своим телом Рафа и Кристину, которая носила под сердцем Ольку. Задаваясь вопросом, чья жизнь важнее, я дал неверный ответ , совершенно не предполагая, что может быть как-то по-другому. Теперь я точно знаю, как бы я ответил.
Страх смерти нам нужен для сохранения физического тела. А тело, в свою очередь, необходимо для реализации нашей миссии. Иногда миссия может заключаться в том, что смерть одного человека служит жизненным уроком другим людям. Помогает им исполнить их миссию. Ярким примером является смерть Иисуса. Смерть почти всегда шокирует окружающих, а значит, не проходит бесследно и всегда чему-то учит.
Мне посчастливилось видеть живыми и здоровыми шесть своих прабабушек и прадедушек. С другой стороны, я потерял их в раннем возрасте и помню, как сильно переживал страх этой самой смерти. Как сейчас помню моих плачущих и скорбящих родных. Навзрыд произнесенные слова, которые врезались в память… Спустя годы, когда я потерял много друзей, я слышал такие же фразы из уст их близких, и понял, что мы плачем и скорбим по собственной потере. Мы понимаем, что тело уже не чувствует. Тот, кто верит, желает душе усопшего скорейшего покоя, но это не облегчает наших собственных страданий, и об этом прямо говорят некоторые фразы : «Как я теперь без тебя?! На кого ж ты нас оставил?!» В то же время мы жалеем человека: «Ему б еще жить и жить!»
Опять происходит подмена понятий: жалко человека или себя? Как видишь, такая подмена существует даже в сфере самых сокровенных и чувственных эмоций, и корни ее заложены нынешней системой – нами нужно было управлять, чтобы мы жили общинами и просуществовали до сегодняшних дней. Наша реакция на слова должна была выражать подчинение. Какой же вывод мы можем сделать из всего этого? Страх закладывают человеку с рождения. Он учит выживать и помогает сохранять физическое тело, оберегая нас от разного рода травм. И это нормально. Однако вокруг чувства страха существуют сотни слов, придуманных для манипуляций через обычный природный страх смерти, данный нам для выживания.
Мое отношение к смерти менялось несколько раз в течение жизни. В раннем детстве я думал о смерти с ужасом, боясь потерять родителей, бабушек и дедушек. Я был первенцем, которого баловали. Спорили между собой, чья очередь меня развлекать. Соответственно, я любил всех, и, когда мне задавали вопрос о том, к какой бабушке я хочу поехать, не мог определиться с выбором – хотелось к обеим сразу, а это невозможно. Кстати, я благодарен своим родителям за то, что они с малых лет воспитывали во мне умение принимать решения самостоятельно, пусть даже сквозь слезы.
Узнав, что люди умирают, я испытал шок: я был не готов потерять кого-то из близких. В годы юношеского максимализма мне хотелось найти ответ на вопрос: для чего вообще меня родили. Я считал себя никчемным потребителем и вслух озвучивал претензию родителям, когда речь заходила о моем разгульном образе жизни: «А вы спросили, хочу ли я жить, когда собирались меня зачать?» Тут мне почему-то вспомнились четыре строчки из стихотворения, которое я написал по просьбе мамы. К