Обойдя бритых зверей справа, Тавров обнаружил желтую собаку – тоже бритую. Впрочем, моделью послужил короткошерстный мастиф, поэтому скульптура не так шокировала. Мастиф стоял в пружинистой боевой стойке, обнажив блестящие металлические клыки и опираясь левой передней лапой на человеческий череп. Называлась композиция «Страж Вечности».

За собакой виднелась также безжалостно обритая страхолюдная кошка, сжимавшая в челюстях довольно упитанную симпатичную крыску. Крыса, в свою очередь, кокетливо держала в золотых зубках компьютерную мышь. Мышь была настоящей, на ней отчетливо читалась фирменная надпись «Microsoft». Только мыши и удалось сохранить свой естественный цвет. Крыса была оранжевой, а кошка зеленой. В стеклянных искусственных глазах, казалось, светилось вполне натуральное безумие. Называлась вся эта жуть «Любопытство не порок».

Дальше присутствовал черный глянцевый питон, жадно заглатывающий блестящей хромированной пастью настоящую магнитолу «Panasonic». Зоотехническое творение носило несколько агрессивное название: «Долой рэп!» Надо полагать, что самого рэпера питон уже успешно проглотил.

Дальше пошли скульптурные изображения людей. Сиреневая абсолютно голая девица с распущенными волосами возлежала на алюминиевом ложе в завлекающей позе рубенсовской Данаи. Девица так и называлась: «Двадцать первый век, Даная». А дабы подчеркнуть современность, скульптор обул ее в отливающие хромировкой туфли на высоком каблуке.

Дальше стояло кресло натуральной кожи, на котором уютно расположилась нежно-салатовая девушка с невинным детским личиком. Девушка тоже была обнажена, но из вызывающих повышенный интерес мест виднелась лишь левая грудь: остальное умело прикрывали ладони и ниспадающие волны длинных ультрамариновых волос. Название очевидно: «Целомудрие».

В конце зала в ярко освещенной нише находилась именно та скульптура, ради которой и пришел Тавров. Красный атлет, напрягая бицепсы в позе дискобола, собирался энергично метнуть объемистую бутыль с виски «Johnny Walker». Композиция носила иронически-назидательное название: «Роль спорта в борьбе с алкоголизмом».

* * *

Тавров задумчиво смотрел на скульптуру. Да, это был Андрей. Сосредоточен, собран. Если убрать бутылку (интересно, а виски там действительно настоящий?), то в скульптуре не будет ничего гротескового. Отчетливо видна каждая линия напряженных мышц, вздувшиеся вены и фактура кожи. Даже взгляд стеклянных глаз выражал сосредоточенность. С предельным реализмом исполнения диссонировал только красный цвет тела атлета и его коротко остриженные под «платформу» малиновые волосы.

– Что, впечатляет?

Рядом с Тавровым остановился высокий здоровяк с открытой банкой «Невского» в руке.

– Весьма реалистичная техника исполнения, – отметил Тавров. Здоровяк ухмыльнулся, отхлебнул пива и сказал:

– Вот именно что «техника»! Торжество технологии – и более ничего! В конце восьмидесятых даже была такая творческая группа скульпторов: «Технологический реализм». Тщательно отделывали детали человеческого тела, включали в скульптуру натуральные ткани, настоящие очки и прочую мишуру. А один парень так наловчился из папье-маше ваять – от настоящего мрамора не отличишь! Ну и где они все? Кто талантлив, тот смог пробиться, а остальные…

Судя по презрительно прозвучавшей последней фразе, здоровяк сумел пробиться.

– Но это же были энтузиасты! Пусть не все талантливы, но энтузиасты, черт возьми! Варили образы из арматурных прутьев и ржавого железа – вот это был авангард! Сейчас разве авангард?! А почему? Да, потому что – кто мы были? В основном технари, промдизайнеры, пришедшие в искусство по зову сердца. Я вот, например, бывший гипсомодельщик с авиационного завода. Знаете, что это такое – «гипсомодельщик»?

– Нет, – честно признался Тавров.

– По гипсовым моделям отливают формы для последующего металлического литья, – начал объяснять словоохотливый любитель «Невского». – Я десять лет оттрубил на заводе, а потом – перестройка, свежий ветер! Ну я и ушел в искусство – и не жалею!

– Поздравляю, – сказал Тавров, – но я не понимаю, чем вам не нравится творчество Трофа.

Здоровяк с досадой крякнул и начал объяснять:

– Честно говоря, меня возмущает даже не позерство и не откровенная ставка на эпатаж. Вы, кстати, знаете, как его фамилия? Трофимчук, а вовсе не Троф! Но совершенно возмутительны претензии на революционное новаторство, широко разрекламированное и тщательно засекреченное «ноу-хау». Все эти производящие на публику впечатление технические приемы давно известны. К примеру, один парень натурщика поливал специальной пеной. Как та схватится, он ее надрезает и снимает. Поскольку раньше он свежевал оленей на Севере, то у него это ловко получалось! Ну потом заливал внутрь наполнитель: гипс там или еще чего и – пожалте! А Троф, я думаю, делает слепки с отдельных частей тела, потом это все собирает на каркасе, шпаклюет швы, – вот вам и реалистичность!

– А фактура кожи? А волосы?

– Да полно приемов. Можно покрывать статую тонкой пленкой специального аэрозоля и вынести на холод. Пленка съежится таким образом, что получится подобие фактуры кожи. Правда, она будет несколько глянцевой, но Троф, видимо, преодолел этот недостаток. А волосы… вон у той шлюхи на алюминиевом лежбище волосы явно сделаны из парика. Приглядитесь – парик! Волосы выкрашены краской «металлика» и закреплены лаком. Вот и все! А вот у этого «вискибола» стрижка «короткая платформа», поэтому здесь такой фокус не пройдет. И Троф, видимо, просто вытянул волосы из исходного материала фильерной сеткой. И где здесь талант, спрашиваю я вас?! Голая технология, да еще ворованная! А стеклянные глаза?! Ведь это же просто китч!

Здоровяк допил пиво, смял банку одним ловким движением могучей ладони и аккуратно поставил ее за постамент скульптуры.

– Однако выставка проходит с размахом и эффектно, – заметил Тавров, – уж это, я полагаю, вы признаете?

– Ну еще бы! – саркастически воскликнул бывший гипсомодельщик. – Ведь кто это все организовал? Друг Трофа, Петя Андроновский. А связи у Пети, скажу я вам…

– А Андроновский не боится конкуренции? – спросил Тавров.

Здоровяк иронически посмотрел на Таврова:

– Дорогой мой! Андроновский – портретист, он в другой экологической нише. Так что их трогательной дружбе ничего не грозит! И скажу вам еще для ясности картины…

Тут здоровяк вдруг прервал свою тираду и, широко раскинув руки, картинно обнял подошедшего плешивого толстяка.

– Петя, это потрясающе! – заорал он, немилосердно тиская безуспешно пытающегося вырваться Петю. Тавров счел момент удобным для вмешательства.

– Прошу прощения, но вы действительно Петр Андроновский?

– Да, разумеется, – просипел Андроновский, выбираясь из могучих объятий гипсомодельщика, – а мы знакомы?

– Нет, но у меня есть знакомые среди ваших поклонников, – сказал Тавров, втискиваясь между здоровяком-гипсомодельщиком и Андроновским. – Это для меня такая честь!