— Возражение! — Бобби снова вскочил со стула. — Свидетель лишь высказывает собственное предположение!

— Возражение принято. Секретарю следует вычеркнуть последний вопрос и ответ на него из протоколов заседания, — сказал полковник, бросив, однако, неодобрительный взгляд в сторону Леона.

Эдди Робертс справился со своими заметками.

— Мы знаем, что посланная в Ниомби колонна не нашла тело сержанта. Как вы объясняете данный факт?

— Должен поправить вас, капитан Робертс. Нам лишь известно, что сержанта не удалось опознать среди убитых. А это совсем другое дело. В сгоревшем доме было обнаружено несколько трупов, но все они сильно обгорели. Другие были изуродованы мятежниками до неузнаваемости и даже обезглавлены. Следует помнить и о том, что останки пострадали от хищных птиц и гиен. Возможно, сержанта просто не опознали.

Бобби устало потер лицо.

— Возражаю. Предположение.

— Поддерживаю. Пожалуйста, майор, придерживайтесь фактов.

Снелл и Робертс переглянулись — они явно были довольны собой.

— Если сержант Маниоро все же спасся с помощью обвиняемого, — сухим, казенным голосом продолжал Эдди, — где, по-вашему, он может сейчас находиться?

— Не могу знать.

— Может быть, он в родной деревне? Навещает мать, как утверждает в своем рапорте обвиняемый?

— На мой взгляд, это крайне маловероятно. — Снелл со скорбной миной покачал головой. — Боюсь, мы никогда не увидим сержанта Маниоро.

В перерыве на ленч судьи отдали должное холодной жареной куропатке и отведали шампанского на широкой веранде офицерской столовой. После ленча слушание возобновилось. Эдди и Снелл еще пару часов продолжали играть в обвинителя и свидетеля. Наконец капитан повернулся к старшему судье:

— Ваша честь, я закончил. У меня больше нет вопросов к свидетелю.

Все прошло по плану; Эдди был доволен собой и не пытался скрывать этого.

— Лейтенант? У вас есть вопросы к свидетелю обвинения? — спросил полковник, доставая из кармана часы. — Я хотел бы закончить все к завтрашнему вечеру. Нам еще нужно вернуться в Момбасу и успеть на корабль, который уходит в пятницу вечером.

Судя по всему, для себя председатель уже все решил.

Бобби попытался рассеять сложившееся у судей мнение, забросав Снелла вопросами, но из этого ничего не получилось — в первую очередь из-за слабости его собственной позиции. Майор держался уверенно, а отвечал таким снисходительным тоном, будто разговаривал с несмышленым ребенком. Несколько раз он обменивался с судьями заговорщическими взглядами.

В конце концов полковник снова извлек золотые часы и громогласно объявил:

— Джентльмены, на сегодня достаточно. Возобновим заседание завтра в девять утра.

С этими словами он поднялся и, сопровождаемый двумя своими товарищами-судьями, направился к бару в задней части столовой.

— Боюсь, похвастать нечем, — признался Бобби, когда они с Леоном вышли на веранду. — Теперь все зависит от твоих завтрашних показаний.

Ишмаэль принес им обед и по бутылке пива из пристроенной к рондавелю Леона кухни. Стульев в комнате не было, так что устроились на полу. Ели без аппетита, стратегию на следующий день обсуждали также без особенного энтузиазма.

— Мне вот интересно, не упадешь ли ты в глазах местных дам, когда встанешь с повязкой на глазах к стенке? — задумчиво сказал Бобби. — Или так и останешься лихим красавчиком?

— Проваливай и не каркай! — прикрикнул на него Леон. — Мне еще выспаться надо.

Сон не шел, и он ворочался, крутился и потел чуть ли не до рассвета. В конце концов встал и зажег лампу. Потом, не одеваясь, в одних трусах шагнул к двери — общественная уборная находилась в самом конце улочки. Ступив на веранду, лейтенант едва не наткнулся на группу мужчин, сидевших на корточках прямо за дверью. Он отпрянул и поднял лампу повыше.

— Вы еще кто такие?

Гостей было пятеро, и, приглядевшись, Леон заметил, что все они одеты в охряно-красные масайские шуки.

Один из них поднялся.

— Приветствую тебя, М'бого, — сказал он, и костяные сережки блеснули в свете лампы почти так же ярко, как и его зубы.

— Маниоро! Ты какого черта здесь делаешь? — почти закричал Леон — давивший на сердце камень свалился, и его захлестнула волна радости.

— Мама Лусима послала меня. Сказала, я тебе нужен.

— А почему ж так долго? — Ему хотелось обнять сержанта.

— Я очень спешил, и братья мне помогали. — Маниоро указал на сидевших за его спиной мужчин. — За два дня дошли до Наро-Мору. Там нам разрешили сесть на поезд. Ехали на крыше. Очень быстро.

— Что ж, Мама права. Брат, мне очень нужна твоя помощь.

— Лусима Мама всегда права, — сказал Маниоро. — А теперь скажи, что за беда с тобой приключилась? Снова будем воевать?

— Да, — ответил Леон. — Нас ждет большая война!

Пятеро масаи переглянулись — похоже, такая перспектива устраивала их как нельзя лучше.

Разбуженный голосами, из своей пристройки выбрался заспанный Ишмаэль.

— В чем дело, эфенди? Снова эти неверные? Они вам мешают? Мне их прогнать?

Одетого в шуку Маниоро слуга не узнал.

— Нет, Ишмаэль, не надо никого прогонять. Беги-ка побыстрее к лейтенанту Бобби да скажи, чтоб немедленно шел сюда. Случилось нечто чудесное. Господь услышал наши молитвы.

— Аллах велик! Милость его недоступна пониманию, — подтвердил Ишмаэль и неспешно, не теряя достоинства, потрусил к дому Бобби.

* * *

— Прошу вызвать в качестве свидетеля сержанта Маниоро! — громко, твердым голосом объявил лейтенант Сэмпсон.

В офицерской столовой повисла гробовая тишина. Судьи оторвались от своих записей и, заметно оживившись, повернулись к двери, через которую, хромая и опираясь на неуклюжий самодельный костыль, в зал вошел Маниоро. Он был в своей лучшей, парадной форме, с аккуратно наложенной свежей повязкой на бедре и босиком. Кокарда на красной феске и пряжка ремня, любовно начищенные «Браско», сияли как звезды. За ним, безуспешно стараясь скрыть довольную ухмылку, промаршировал сержант Мфефе. Подойдя к возвышению, сия живописная парочка остановилась и лихо откозыряла с интересом наблюдавшим за ними судьями.

— Сержант Мфефе будет переводить для тех, кто не силен в кисуахили, — объяснил Бобби и, когда Маниоро привели к присяге, посмотрел на переводчика. — Пожалуйста, сержант, попросите свидетеля назвать свое имя и звание.

— Я — сержант Маниоро роты С 3-го батальона 1-го полка КАС, — гордо ответил Маниоро.

Майор Снелл помрачнел и, похоже, пал духом. Он лишь теперь, с опозданием, узнал Маниоро. Не раз и не два Леон был свидетелем тому, как майор, пропустив в баре три-четыре стаканчика виски, заявлял, что не различает «эти черномазые образины». Столь уничижительные, оскорбительные замечания были типичны только для Снелла — другие офицеры никогда не позволяли себе ничего подобного по отношению к состоящим под их командой людям.