Глава 10

— Мурат Радикович, можно вас на минутку? — я встал на пути у особиста, всем собой излучая дружелюбие. Специально караулил. Точно знал, что в какой-то момент он обязательно направится в сторону Кузьмы. Не сможет он вот так просто оставить в покое сбежавшего коллаборанта. Первую пару дней лесник лежал, не вставая, надежно укрытый от его внимания стенами госпиталя, а сегодня выбрался подышать воздухом. И заодно простирнуть в ручье свои вещички. Как раз погода случилась относительно теплая. И в тот же момент Хайдаров намылил лыжи в его сторону.

— Я занят, — Хайдаров попытался отодвинуть меня с дороги.

— Я не отниму много времени, — дипломатично и мягко продолжил я.

Хорячьи глазки особиста зло сверлили мое лицо. Кулаки сжимались-разжимались. По роже было видно, что Хайдарову страсть, как хочется вцепиться мне в глотку. Но несмотря на все странности, руки оказались коротки. Почти всемогущему в любое другое время особисту дали неиллюзорного пинка под зад. И это его явно бесило. Меня он трогать сейчас не может, но вот на моих людях может отыграться. А я за них все-таки отвечаю, значит надо вписаться.

— Посидим вон там на пригорочке, погода хорошая, — сказал я, кивнув в сторону берега ручейка. Место и впрямь было красивое, особенно сейчас, когда все усыпано золотыми листьями. Я с безмятежным видом сел на толстый ковер опавшей листвы и прищурился на неяркое осеннее солнце.

— Чего тебе надо? — отрывисто бросил Хайдаров.

— Историю хочу рассказать, Мурат Радикович… — начал я. Посмотрел с некоторым злорадством, как его лицо перекосило и махнул рукой. — Нет, ничего такого. Давай сразу начистоту. Без чинов и всего такого. Яшка и Кузьма — мои люди. Мы с ними, можно сказать, огонь, воду и медные трубы прошли. Они гражданские, но героизма в них побольше, чем в иных красноармейцах. Подожди, не говори ничего. Я понимаю, что у тебя работа такая — проверять каждого приходящего в отряд. Безопасность, и все такое.

— А выглядит так, будто не понимаешь, — процедил сквозь зубы Хайдаров.

— Ну не враг я тебе, Мурат Радикович! — я развел руками. — И не палки в колеса тебе ставлю, а, можно сказать, помочь хочу. И с Кузьмой тебе обязательно надо поговорить. Просто я за него беспокоюсь. Человек он пожилой, и досталось ему… Да здесь всем так или иначе досталось.

— Если у тебя все, то разговор закончен, — с недовольным лицом сказал Хайдаров.

— Нет, не все, — сказал я и похлопал по земле рядом с собой. — Сядь. Обсудить хочу кое-что. И нет, это не мои люди. Просто считай, что мне нужен умный собеседник, а Слободского пока что этой темой напрягать не хочу.

На лице Хайдарова мелькнула заинтересованность. Но он быстро свел брови, придав себе вид недоверчивой серьезности. Но все-таки сел.

— Фрицы затеяли в Пскове какое-то глобальное строительство, — сказал я, рисуя веточкой быстрый набросок слияния Псковы и Великой. — Вот тут расчищают площадку промзоны и работают прямо-таки круглосуточно. А вот тут, рядом с монастырем, разрыли здоровенный котлован и колючкой все обтянуто.

— Ну и? — Хайдаров прищурился.

— А то, — я посмотрел прямо в его глаза. — Я когда еще в Пскове был, краем уха слышал, что фрицы вроде как обсуждают какую-то вундервафлю. Чудо-оружие, в смысле. Которым они по Ленинграду собираются ударить.

Про мегаракеты ФАУ-2, которые собирались запустить я в своем времени только в общих чертах слышал. И читал невнимательно, потому что вся история была какая-то мутная. Мол, везли ракеты, но героические партизаны поезд под откос пустили, и немецкое чудо-оружие накрылось медным тазом. Но это было чуть ли не в сорок четвертом. И вообще непонятно, реально было или это доморощенные конспирологи огород нагородили такой, что фиг разберешься.

Но во-первых, история теперь немного поменялась, отчасти моими усилиями. А во-вторых — не хотелось бы проворонить ее занимательный вот-это-поворот. И получить среди событий ракетный удар по Ленинграду, который разобьет вдребезги какой-нибудь Исаакиевский собор. Зашибись будет ирония — янтарную комнату спас, а Исаакий потерял. Такой себе размен.

— Точно уверен? — взгляд Хайдарова стал цепким и острым. Вообще-то, диверсии такого рода — это совершенно не его компетенция, он все-таки контрразведка, с другой — про янтарную комнату же я ему, получается, не наврал. Операцию завершил успешно.

— Нет, — я помотал головой. — Говорю же, только слухи какие-то, даже сначала внимания не обратил, думал, может там просто кто шнапса обпился и несет всякую чушь. Но вот сейчас у меня было время выдохнуть и все проанализировать. И я пришел к выводу, надо бы вопрос этот повнимательнее изучить, смекаешь?

— И почему же ты ко мне с этим пришел, а не к Слободскому? — лицо особиста снова стало подозрительным. Хорячьи глазки превратились в узкие щелочки.

— Слободскому еще с председателем этим мутным из Свободного разбираться, — я покривил губы в горькой усмешке. — Не хочу раньше времени неполными сведениями его нагружать.

Про председателя я ввернул намеренно. Пусть тоже сделает стойку и сунет нос в эти дела, не помешает. Пашку-предателя там, конечно, расстреляли, но чутье мне подсказывало, что не все там чисто. Но самому в это лезть, страсть как не хотелось.

— Мои ребята, конечно, орлы, и все такое, — продолжил я. — Но теперь ведь мы в партизанском отряде, значит не можем вот так просто взять и пойти куда вздумается. Операции надо планировать, а ты человек с боевым опытом, офицер.

Хайдаров пожевал нижнюю губу. На его лице отразились недюжинные такие сомнения. Он явно уже мысленно примерил на себя славу героя-спасителя Ленинграда от угрозы супероружия. Но прямые должностные обязанности все еще доминировали.

— Мурат Радикович, предлагаю это сделать нашей с тобой тайной операцией, — сказал я. — Мы с моими людьми возьмем на себя оперативную работу, а на тебе будет общее руководство. Ну что, по рукам?

Хайдаров молча смотрел на протянутую ему руку. Эх, хорек ты недоверчивый! Я же тебе реально предлагаю героем стать. Мне-то мои имя-фамилию светить как-то не особо требуется, я тут вообще неместный. А вот он в случае успеха может отлично так засветиться, еще и орден какой получит.

Я открыл рот, чтобы продолжить убеждать Хайдарова заняться этим делом, но он неожиданно быстрым движением ухватил меня за руку и пожал ее.

Ф-ух.

Отлегло даже. Можно сказать, трех зайцев одним ударом — и с постройками этими можно начать санкционировано разбираться, и Кузьму с Яшкой из цепких лап контрразведки вырвал. По крайней мере, на какое-то время.

— Значит так, Александр Николаевич, — официальным тоном сказал Хайдаров. — Для начала нам нужны более точные сведения. Что это за стройка, кто курирует проект, каналы поставок стройматериалов?

— Понял-принял, — коротко кивнул я. — В ближайшее же время устрою вылазку с разведывательными целями.

Краем глаза я заметил, что по тропинке мимо нас проковылял Кузьма в сопровождении одной из санитарок. Заметила отсутствие строптивого деда на лежанке и пошла искать, чтобы вернуть его на место.

Хайдаров ушел. Целенаправленно двинул к штабу, явно хочет со Слободским обсудить последний бой за Свободное и проблему мутного председателя. Вот и славно.

Я привалился спиной к дереву и прикрыл глаза. После нашего с Кузьмой возвращения, я старался не сидеть на одном месте и хватался за любую работу по лагерю, только чтобы не встречаться с Наташей. При взгляде на нее, сердце обливалось черной тоской, и я ничего не мог с этим поделать. Только твердил себе, что не должен вмешиваться в ход истории и ломать девчонке жизнь. Действовало это так себе — на душе скребли кошки. Собственно, я и это дело себе придумал, чтобы была причина по-быстрому опять в миссию слинять и не вести тягостные разговоры. Что я скажу Наташке? Мол, я бы врезал за тебя этому Семену, вот только я сюда из будущего попал? Чушь какая. Этого говорить точно не следует…

И когда за моей спиной зашелестели шаги, я уже знал, чей голос услышу.

— Здравствуй, Саша, — тихо проговорила Наташа. — Можно я присяду?

— Конечно, — я через силу улыбнулся. И посмотрел на девушку. Сердце заколотилось быстрее. Бл*ха, взрослый же мужик! А влюбился, как мальчишка. Наташка вдвое меня младше, совсем ведь девчонка! Но ничего поделать с собой не получалось. Никакие мысленные лещи и подзатыльники из головы эту дурь не выбивали. Как ее видел, так сердце радостно замирало, трепетало, бабочки в животе и всякое такое прочее. И улыбка сама