– ..и Дэв считает, что я слишком глуп, чтобы быть председателем.

– Клей, ради…

– Прошу прощения, не глуп, а неопытен. Дэвон с досадой покачал головой.

– До сих пор ты всего лишь раз присутствовал на аукционе, не так ли? А Фрэнсис посещал их годами!

Я только хотел сказать, что дело это непростое, вот и все. Цена на медь упала, в прошлом месяце давали всего шестьдесят один фунт за тонну, но иногда продавцам удастся договориться и выработать общую стратегию, чтобы помешать покупателям сбивать цену еще ниже. Вы с Фрэнсисом…

– Дэвон!

Он сконфужснно прервал себя на полуслове.

– Я увлекся. Извините, матушка. Позвоню, чтобы подали чай.

Дернув за шнур, Дэвон попытался вернуться к светской беседе, хотя мысли его витали далеко. Неприязнь Клея к Фрэнсису Моргану не сводилась к мелкой зависти. Он знал, что она коренится гораздо глубже, но никак не мог понять ее первопричины. Дэвон знал Фрэнсиса уже десять лет; они вместе учились в Оксфорде и переписывались, окончив курс, когда Дэвон вернулся в Корнуолл, а Фрэнсис в Ланкашир. Поэтому когда Дэвон решил возобновить работы на руднике и стал подыскивать управляющего, ему сразу пришло в голову, что тут нужен такой толковый и одаренный человек, как Фрэнсис. К тому же его университетский приятель был небогат и жил доходами от скромной адвокатской практики в Манчестере. Предложение было сделано и принято, так как вполне устраивало обоих. С годами Фрэнсис показал себя отличным управляющим и с лихвой оправдал все надежды, которые возлагал на него Дэвон. В последнее время между ними зашел даже разговор о партнерстве, самый, впрочем, предварительный и неопределенный, однако теперь, когда на сцене появился Клей, подобным планам, видимо, не суждено было сбыться.

Алисия что-то говорила, обращаясь к нему, она хотела показать ему кольца со змеевиком, купленные в Миллионе. Где же сейчас Лили? Наверное, у себя в комнате, сидит, согнувшись в три погибели, над своим проклятым рукоделием. Он не видел ее с прошлой ночи, но думал о ней почти неотступно. “Бедный Дэв”, – сказала она ему. Алисия вложила ему в руку одно из колец, указывая на вытянутые полосами красные вкрапления на камне. Они оба склонились над кольцом, почти касаясь друг друга головами, и он услышал тонкий розовый запах ее духов. Лили никогда не пользовалась духами, но иногда от нее пахло цветами. А сколько оттенков пламени было в ее волосах! Казалось, они светятся и живут собственной жизнью, как по волшебству. И еще ему нравился ее рот. Он так аккуратно, почти застенчиво приоткрывался, когда она говорила. Зато в улыбке уголки ее прелестных губ нежно изгибались кверху. Нет, ее улыбку нельзя было назвать скупой. А как она умела взглянуть на него сквозь ресницы, когда улыбалась! Но когда она плакала, кончик носа у нее краснел, а серо-зеленые глаза расплывались… И тогда у него сердце разрывалось, глядя на нее. Наверное, она плакала из-за него прошлой ночью. Дэвон прислушивался, лежа в постели, и боялся услышать ее плач. Но бессонная ночь миновала, а он так ничего и не услышал, кроме обычных ночных звуков старого дома. “Лили, – думал он, – ну что мне с тобой делать?” Вдруг по затылку у него прошел холодок. Дэвон поднял голову и увидел, что она стоит перед ним, протягивая Алисии чашку чая.

Кольцо выскользнуло из его пальцев и с тихим стуком упало на ковер. Он был так ошеломлен, что даже не шевельнулся. Молчаливая и проворная. Лили грациозно наклонилась и подняла кольцо. На мгновение она застыла, словно изучая камень, а потом подала ему. Дэвон машинально протянул руку, и она положила кольцо ему на ладонь, не коснувшись его руки и пальцем. Их глаза встретились, но ее лицо было замкнутым, он ничего не смог прочесть.

– Дэвон, я с тобой говорю. Хочешь чаю? – окликнула его леди Элизабет.

– Нет, – еле выговорил он.

– Клей?

– Да, пожалуйста.

Чувствуя, как в груди медленно разгорается бессильный гнев, Дэвон следил за тем, как Лили взяла из рук его матери еще одну чашку с блюдцем и отнесла ее Клею на другой конец гостиной. На ней было все то же серое канифасовое платье и застиранный фартук, волосы она спрятала под хорошо знакомый ему ветхий чепец. Клей смутился и попытался перехватить ее взгляд, пока она подавала ему чай, но она присела в изящном (издевательском, подумал Дэвон) поклоне и тотчас же отвернулась. Алисия в это время с жаром рассказывала ему какую-то забавную историю, и Дэвон едва услышал, как Лили негромко спросила у его матери:

– Еще что-нибудь, миледи?

Леди Элизабет ответила “нет”. Лили поклонилась и вышла из комнаты.

– Джимми был ошарашен и заявил Жюстине, представляете себе, Дэвон, заявил на глазах у всей компании (ваша матушка была там и может все подтвердить), что если он еще хоть раз услышит от своей жены подобные речи, то без всяких колебаний спустит с нее шкуру! Конечно, никто ему не поверил. Джимми Линч! Вы можете такое вообразить? Он же мухи не обидит! К тому же Жюстина такая кроткая овечка! Ну разве это было не уморительно? – обратилась она за поддержкой к леди Элизабет.

– Совершенно уморительно, – рассеянно подтвердила ее светлость, переводя озабоченный взгляд с одного сына на другого.

Клей мрачно уставился в свою чашку, а Дэвон ни на минуту не отвел глаз от дверей с тех пор, как за ними скрылась хорошенькая, немного бледная горничная.

– Кстати, Жюстина шлет привет вам обоим, – добавила леди Элизабет. – Ты ведь ее помнишь, не правда ли, Дэв? Клей, безусловно, ее помнит. Такая хорошенькая, с золотистыми волосами, все мы думали, что она выйдет замуж за Тома Рена, но потом Джимми…

– Извините.

Ни на кого не глядя, Дэвон Поднялся и направился к двери.

– Дэв? Что случилось? Он остановился на пороге.

– Ничего, матушка, я… – Что же ей сказать? – Я забыл передать Коббу кое-что важное. Сейчас вернусь.

Три пары глаз удивленно проводили его, пока он выходил из комнаты.

Ее не было в кухне. Судомойка взглянула на него с ужасом, но поклялась, что не видела ее. Повинуясь инстинкту, Дэвон бросился по L-образному коридору мимо комнаты новой экономки и вверх по осыпающимся каменным ступеням в пустой двор, находившийся сбоку от дома. Лили стояла спиной к нему у сарая с садовым инвентарем. Бесшумно ступая по влажной от дождя земле, он оказался в десяти футах от нее, прежде чем она услыхала его шаги. Даже после этого она не обернулась. Охваченный яростью, Дэвон в четыре шага пересек разделявшее их пространство и, схватив за плечо, развернул ее лицом к себе.

Но весь его гнев исчез, а горькие упреки замерли на устах, когда она, запоздало вскинув руки, попыталась закрыть мокрые от слез щеки и полные отчаяния глаза. Лили старалась отвернуться, но он удержал ее.

– Это была ошибка, – всхлипывала она, – не надо было…

Ей пришлось замолчать, рыдания душили ее, она закрыла лицо руками.

Что ему оставалось делать, как не обнять ее? Лили заговорила снова: