Сванхейд слегка закивала: она-то знала, как щедра судьба на неожиданные повороты.

Разговоры со Сванхейд утешали Правену даже больше, чем она могла ожидать: Улеб вставал в ее мыслях в длинную вереницу предков и родичей, рассказы о многочисленных смертях, пережитых бабкой, притупляли остроту печали юной вдовы. Но не могли исцелить ощущение пустоты впереди. У нее был ребенок, но всего один; даже сейчас, стоя возле могилы Улеба, она не могла по-настоящему поверить, что больше его не увидит. Если бы она увидела его мертвым… Но она вспоминала намеки и содрогалась – кажется, тело сильно пострадало и выглядело так, что молодой жене вовсе не стоило на него глядеть… Вслед за дрожью приходил новый прилив горя. Горя это казалось огромным, как море – никогда ему не быть исчерпанным, оно так и будет омывать ее холодом, волна за волной, всю жизнь… На свете нет второго Улеба, а значит, ей предстоит жить в пустоте. Слезы лились по щекам и падали на землю, и невольно думалось: что взойдет из земли, орошенной этим горьким дождем?

– К этому надо привыкнуть! – говорила ей Сванхейд. – Поначалу всегда не верится, особенно когда не видишь тела. Я не видела мертвыми ни Ингвара, ни Мальфрид, ни Логи… Мы так звали Хакона-третьего, он был рыжим, как огонь, самым рослым и красивым из моих сыновей. Здесь живут его сыновья, Влад и Свен. Ты не заметила их в доме? Они тоже рыжие, как два гриба… знаешь, такие…

– Подосиновики? – Правена невольно улыбнулась, вообразив два юрких живых гриба.

– Да. Они еще малы, им едва десять и двенадцать лет, иначе они, разумеется, тоже…

– Что – тоже? – осторожно спросила Правена, видя, что Сванхейд замолчала.

– Сделали бы все, что необходимо для чести рода. Но сейчас мы не будем об этом говорить.

Сванхейд произнесла это так строго, что Правена не решилась даже спросить, о чем – об этом? Хотя догадывалась.

Правену устроили в девичьей палате в доме Сванхейд, Алдана к себе в избу забрал Бер: он подружился с Алданом еще два года назад, когда ездил в Выбуты за Малфой. Правена видела, как Алдан, Бер и Лют что ни день толковали о чем-то втроем, сидя в углу гридницы. При виде Правены они немного менялись в лице и провожали ее внимательными взглядами. Она догадывалась, о чем речь, но догадывалась и о том, почему они таятся. Святослав все еще сидел в Новых Дворах за Волховом. После смерти Улеба Сванхейд и Святослав договорились, что новым князем Гардов будет провозглашен сын Святослава от Малфы – двухлетний ребенок, и для того Святослав должен был признать его своим сыном и дать княжеское имя. Пока это не сделано, он не мог отправиться обратно в Киев, и до того дня оставалось уже недолго.

Об отъезде домой в Выбуты Правена пока не думала: ее ребенок в безопасности с Утой и Предславой, и хотя она скучала по нему, не могла уйти от могилы Улеба. Чувствовала: когда она уедет отсюда, произойдет окончательное прощание, и ей придется смириться с тем, что ее недолгое замужество осталось за спиной, ушло в прошлое. Казалось бы, все обещало ей счастье – но счастье это и жизнь продлились всего-то два годочка. Когда-нибудь она смирится, но это время прощания хотела пережить полностью. Хотя бы до двадцать четвертого дня, до третьего срока поминания.

На завтра было назначено имянаречение сына Малфы, весь дом собирался в Перынь, но Правена ехать со всеми не хотела. Глупо было бы таить обиду на двухлетнее дитя, но то, что князем словенским провозглашают сына Малфы, снова напоминало о том, что самой судьбой это место было предназначено для Улеба. При мысли об этом глаза Правены наливались жгучими слезами. Так легко было представить: сложись все как надо, она сейчас, наверное, тоже была бы в Хольмгарде, но вместе с ребенком и всем домом, переселилась бы сюда насовсем и звалась бы княгиней! К высокому званию Правена была равнодушна, но оно означало бы, что Улебу воздали должное. Как счастливо они жили бы здесь, растили новых детей, управляли своей землей, дали бы начало новому могучему роду! Это счастье было так близко – так живо было в памяти Правены улыбающееся, живое лицо Улеба. Рыжеватая, как у Ингвара, бородка, русые с рыжиной волосы мыском над лбом, приветливые серые глаза…

Не верилось, что все это отняла у них глупая злоба людская. Злоба тех, кого Правена знала мальчиками, воюющими с бурьяном под тынами. Злоба, погубившая не только Улеба, но и их самих. И слезы высыхали на глазах у Правены, сменялись блеском негодования. Убийцы бежали, спасаясь от наказания, но неужели им дадут ускользнуть? Мысли о мести нарушали ее покой, отвлекали даже от горя. Когда они накатывали, Правена вставала с земли у могилы и начинала ходить между насыпями.

Расхаживая вот так, однажды заметила, что от Хольмгарда к ней направляются двое мужчин – и почти в тот же миг в том, что шел на шаг впереди, узнала Святослава. Его она очень хорошо знала – эту коренастую, широкоплечую фигуру среднего роста, светлые волосы и золотистую бороду, уверенный шаг. В Киеве считали, что красотой лица Святослав превосходит отца и обязан этим матери, но, попав в Хольмгард, Правена убедилась, что он удался в родню Сванхейд. Между ним и Бером было много сходства в чертах – Малфа как-то рассказала ей, что при первой встрече с Бером чуть их не перепутала, – но это сходство не бросалось в глаза из-за совершенно разного выражения.

За князем шел Болва – зять Правены, муж ее старшей сестры. Но и к нему она привязанности не питала, и этой встрече не обрадовалась. Святослав на погребении Улеба принес клятву на мече, что не желал его смерти и не подсылал убийц, но Правена знала и то, что знали все в Хольмгарде: смерть брата-соперника принесла Святославу облегчение, и в глубине души он не может быть не рад ей. Как злобно, жестоко, несправедливо Святослав обошелся с Улебом пять лет назад, оскорбив его и изгнав из Киева – теперь он довел дело до конца, пусть и чужими руками. Пусть не его приказ, но его благо и его тайная воля направили мечи Игмора с братией. В душе Правены созрела настоящая ненависть к деверю, и она радовалась, что он живет в Новых Дворах и не показывается в Хольмгарде.

Зачем