После концерта часа полтора ушло на раздачу автографов и краткие беседы с поклонниками. Стоя рядом, Макс видел, как в карманы Андрея и его музыкантов девицы опускали бумажки с номерами телефонов и адресами. По прибытии в гостиницу Макс мечтал только об одном – вытянуться на кровати и заснуть. Когда наконец все закончилось и дверь номера Кожухова закрылась за ними, Андрей упал в кресло: наконец и у него села батарейка. Он заснул раньше, чем Макс вышел из ванной.

Максу показалось, что он только что закрыл глаза, а кто-то уже тряс его за плечо. Это был Андрей – в свежей одежде, чисто выбритый, и сна ни в одном глазу.

– Давай, малыш, нам пора в аэропорт!

Макс не уставал поражаться неиссякаемой энергии Кожухова. Музыкант мог спать четыре часа в сутки и при этом работать со всей отдачей без перерывов и выходных. Обычный распорядок дня в отсутствие концертов или записи был следующим. Вставал он в шесть утра, принимал душ, пил кофе. Во время завтрака диктовал Максу, что нужно сделать в этот день, чтобы тот потом ему напомнил. Затем они отправлялись в «Гелиос», где Кожухов проводил два-три часа, гримируясь и одеваясь для предстоящей репетиции. Репетиция продолжалась до обеда. В двух кварталах от театра находился симпатичный итальянский ресторанчик под названием «Мама Рома», именно там предпочитали обедать члены труппы. Но не Кожухов. Каждый раз они с Максом выбирали какое-нибудь укромное кафе, забивались в дальний угол и наслаждались относительным покоем. Андрея редко узнавали, потому что он неизменно носил затемненные очки и шарф, намотанный до самого носа. Делал он это потому, что не имел времени снимать грим, а с такой физиономией, какую ему делала молоденькая гримерша Татьяна, не очень-то приятно выносить людское любопытство.

После обеда они возвращались в театр и репетировали до восьми вечера. Затем Андрей разгримировывался, и по вторникам, четвергам и субботам они возвращались домой. Спустя неделю с момента знакомства Кожухов предложил Максу перебраться к нему. Бабушки поначалу возражали, но Макс убедил их, что так ему удастся урвать минут сорок сна, вместо того чтобы вскакивать с рассветом и ехать через весь город в центр, где обитал Андрей. По понедельникам, средам и пятницам после репетиции они ехали в спортивный комплекс «Ахиллес». Он закрывался в восемь, но Люба – тренер по фитнесу, она же совладелица клуба, задерживалась специально, чтобы на часок предоставить в распоряжение Андрея совершенно пустой тренажерный зал. Это не было прихотью со стороны Кожухова: невозможно тренироваться, когда на тебя глазеют полсотни посетителей клуба, поэтому он предпочитал доплачивать за так называемые «индивидуальные занятия с тренером», хотя на самом деле Андрей платил за возможность побыть в одиночестве.

Сегодня пятница, и Макс знал, что после репетиции они поедут в «Ахиллес». Пока Андрей находился на сцене, он сидел в зале. Макс наизусть знал все партии, и мужские и женские, и постоянно ловил себя на том, что мурлычет мелодии из «Призрака оперы», когда моет машину Кожухова, выполняет его поручения и даже перед сном. Но он никогда не делал этого в присутствии Андрея, не желая навлечь на свою голову его гнев.

Макс сидел в гримерке и читал журнал «XXL», пока с Андрея снимали грим. В соседнем кресле расположилась Тамара, но Макс старался не смотреть в ее сторону: она была слишком красива и чересчур иронична для его понимания. Он порой ловил на себе ее взгляды и странные улыбочки, которые не мог объяснить. Когда он попробовал заикнуться об этом Кожухову, тот пожал плечами и сказал:

– Подай на нее в суд за сексуальные домогательства, а еще лучше плюнь и забудь, она – дура.

Макс оторвался от журнала и взглянул в сторону Андрея. Тот сидел с закрытыми глазами: так Тане было удобнее работать, она не попадала случайно в глаз кончиком шпателя, которым поддевала накладки из латекса.

– У кого мобильный звонит? – спросила вдруг Тамара, крутя головой.

Макс прислушался. Звук тихий, но, несомненно, звучала мелодия песни «Не забывай», которую написал Кожухов. Макс встал, вытащил телефон из куртки Андрея, висевшей на вешалке у двери, и протянул ему.

– Ты утром убавил звук, – сказал он.

– Алло! – произнес Андрей в трубку, и выражение его лица мгновенно изменилось. Он подался вперед. Таня, не ожидая резкого движения, угодила кончиком шпателя прямо в уголок его правого глаза. – Черт! – заорал Кожухов, вскакивая. – Откуда у тебя руки растут, из задницы?! Идиотка хренова!

С этими словами он выскочил из гримерной, одной рукой держась за глаз, а другой прижимая трубку к уху. Таня задрожала, и Макс увидел, как на ее ресницах блеснули слезы.

– Чего это он? – удивился Тимур, застыв над Тамарой с феном в руках.

– Ты, детка, поосторожней, – усмехнулась Тамара, – а то выколешь глаз Андрею – и ку-ку наши контракты! А я уже присмотрела себе норковую шубку.

Макс выскочил вслед за Кожуховым. В коридоре Андрея он не увидел и отправился на поиски. Одна из дверей в конце коридора оказалась приоткрыта, и Макс услышал приглушенный голос Андрея, похожий на змеиное шипение:

– …узнал этот телефон, ублюдок? Еще раз позвонишь, напущу на тебя братков! Ты… – тут он замолчал, выслушивая того, кто был на другом конце линии. – Получишь ты свое, получишь, – снова заговорил Кожухов, но теперь в его голосе звучал уже не гнев, а презрение. – Нет, я не забываю, с кем имею дело! Не смей мне звонить на трубу, слышишь? Зажрался ты, смотри, не подавись!

Макс вжался в стену, и Андрей, покинув комнатушку, стремительно прошел мимо, не заметив его. Он кипел от злости, и Макс был заинтригован: несмотря на бурный темперамент Кожухова, раньше он не видел, чтобы тот настолько терял контроль над собой. Ну, разве что однажды, когда он выхватил камеру у папарацци в аэропорту при попытке заснять «исторический» момент похода Андрея в туалет, и разбил ее. Правда, после этого он приказал Максу:

– Узнай, сколько стоила эта фигня, и отдай засранцу деньги!

Кожухов не вернулся в гримерку. Он снимал остатки грима в коридоре у большого зеркала, где его и обнаружил Макс.

– Поехали домой! – бросил Андрей, напяливая куртку.

– Сегодня пятница, – напомнил Макс.

Кожухов на мгновение застыл.

– Ладно, – сказал он. – Давай в клуб!

Когда Макс подрулил к «Ахиллесу», из дверей вышла группа последних посетителей. Обычно они с Андреем входили через служебный вход, потому что охранник запирал парадный и оставлял ключи Любе.

– Что-то вы раньше обычного, – с улыбкой произнесла тренерша, когда они вошли в зал. – Я даже душ не успела принять!

– Ты и так красивая, – равнодушно проговорил Андрей, проходя мимо нее в раздевалку.

Во взгляде, которым Люба провожала его спину, читалось сожаление.

Любе было двадцать девять лет. Высокая, великолепно сложенная девушка с сильными руками, под гладкой кожей которых лихо перекатывались мускулы. Максу это нравилось: казалось необычным видеть привлекательную женщину с фигурой олимпийского атлета. Свои светло-русые волосы Люба собирала в «конский хвост». Макс спрашивал себя, было ли у Любы что-нибудь с Андреем, и терялся в догадках: они оба вели себя как приятели, но невозможно сказать наверняка. Что касается Макса, он ловил себя на мысли, что с удовольствием познакомился бы с Любашей поближе, если только это не повлекло бы за собой ухудшение отношений с работодателем.