был сыном бывшего члена парламента от партии Тори, сэра Джона Гранта Лоусона, 1-го баронета, из Кнавесмир-Лодж, чьи предки (по материнской линии) сколотили состояние на хлопковой промышленности в Ланкашире. Оппенгеймер заинтересовал его алмазами. Во время долгих летних каникул 1928 года пара отправилась в Южную Африку, остановилась в Брентхерсте и посетила офисы Алмазного синдиката в Кимберли. Таким образом Оппенгеймер положил начало тенденции вовлечения своих друзей в семейный бизнес. В дальнейшем он предпочитал окружать себя единомышленниками, чьей компанией и вкладом он мог наслаждаться как в зале заседаний, так и в гостиной. После того как Оппенгеймер покинул Оксфорд в тринитарном семестре 1931 года, он снова пригласил Гранта Лоусона в Южную Африку, на этот раз для совместной работы в компании Anglo American.

Другим закадычным другом того времени был Хью "Хьюги" Вивиан Смит, общительный старик из Итона, чей дед Хью Колин Смит был управляющим Банка Англии в последние годы XIX века. Отец Хьюи, Вивиан, 1-й барон Бистер, был директором Morgan, Grenfell & Co., одного из банкиров Anglo American. Его дядя Ланселот Смит (Lancelot 'Lancie' Smith) в 1898 году присоединился к недавно созданной биржевой фирме Rowe & Pitman и в течение последующих четверти века был во многом ответственен за рост авторитета Rowe & Pitman.²¹ Что бы Оппенгеймер ни узнал о монетарной политике, центральном банковском деле и финансах из учебников Harrod's, его знания неизмеримо расширились благодаря личному знакомству с сетью финансистов, торговых банкиров и биржевых трейдеров, преследующих "иллюзии золота" в лондонском Сити.ІІІ По указанию Оппенгеймера Хьюги Смит в конце концов присоединился к компании Anglo American в Йоханнесбурге, где он и его будущая жена, леди Хелен Дороти Примроуз (дочь друга Эрнеста Оппенгеймера лорда Розбери), жили в Брентхерсте.

Герберт Сесил Беньон Беренс завершает трио самых постоянных друзей Оппенгеймера по Оксфорду. Он был одаренным игроком в крикет (не разделяя увлечения Оппенгеймера), а после Оксфорда поднялся по карьерной лестнице торгового банкинга. В конце концов Беренс стал директором банка "Хамброс" - роль, которую также выполнял Эрнест, а позже Гарри. Грант Лоусон, Смит и Беренс должны были быть среди гостей на вечеринке по случаю 21-го дня рождения Гарри, которая проходила в гостинице Spread Eagle Inn в деревне Таме за пределами Оксфорда и была организована Эрнестом и Мэй в октябре 1929 года. Хозяин гостиницы, Джон Фотергилл, был эпическим персонажем. Он учился в Школе изящных искусств Слейда и Лондонской школе архитектуры, а также был бенефициаром эпатажного американского коллекционера искусства Неда Уоррена. Когда Ивлин Во подарил Фотергиллу экземпляр своего первого романа "Упадок и падение", тот сделал на нем надпись: "Джон Фотергилл, единственное цивилизующее влияние Оксфорда".²³ Среди гостей, которых Фотергилл принимал в своей гостинице на день рождения Гарри, был генерал Ян Смэтс, которого Эрнест попросил произнести тост. Оубаасы, как называли Смэтса, не могли понять, почему день рождения отмечается в непрезентабельном пабе под Оксфордом (а не в самом Оксфорде или Лондоне). Но официанты не задавали подобных вопросов. Как вспоминал позже Фотергилл, Эрнест "приятно их раззадорил", оставив им 25 процентов от счета, что побудило хозяина трактира поразмыслить о том, что "хорошо, когда встречаются принц и достойный".²⁴ Сам кронпринц получил в подарок на день рождения десять тысяч акций корпорации Anglo American.

На следующий день после 21-го дня рождения Гарри на Уолл-стрит произошел крах. Ревущие двадцатые - это десятилетие процветания и декаданса - резко оборвалось. 29 октября 1929 года - в "черный вторник" - инвесторы за один день продали на Нью-Йоркской фондовой бирже около 16 миллионов акций. Чем больше акций продавали люди, тем сильнее падали цены. Начались панические продажи. Миллиарды долларов были потеряны, а тысячи инвесторов разорены. В итоге биржа рухнула до самого низкого уровня в истории. Так началась цепь событий, которые привели к Великой депрессии - десятилетнему экономическому спаду, затронувшему все промышленно развитые страны мира.

В июне 1931 года, в разгар глобальных экономических потрясений, оксфордская идиллия Гарри Оппенгеймера подошла к концу. Крайст-Черч был своего рода Аркадией - блаженным периодом культурного и интеллектуального обновления, и Оппенгеймер на всю жизнь сохранил как сентиментальную, так и финансовую привязанность к своему старому колледжу. В 1980-х годах он пожертвовал 500 000 фунтов стерлингов на строительство St Aldates Quad через дорогу от основного здания колледжа, рядом с собором Крайст-Черч, хотя и отклонил предложение декана назвать новый квад в его честь.Несмотря на девять лет обучения в Чартерхаусе и Оксфорде, Оппенгеймер "ни на минуту" не считал Англию своим домом; "все, что я приобрел в виде расширения знаний, развития навыков или характера в эти важнейшие годы... всегда рассматривалось мной как основа для жизни и карьеры в Южной Африке".²⁶ Его настоящее ученичество - следование за отцом в бизнесе и политике - выведет его за пределы готических монастырей. До того момента, как Оппенгеймер покинул Оксфорд в 1931 году, он вел очарованную жизнь. Но это было недолго. Глобальные потрясения 1930-х годов и череда личных трагедий должны были вскоре привести к пожару.

 

1931-1957

 

Бриллианты и пламя 1931-1939

 

Страна, в которую Гарри Оппенгеймер вернулся из Оксфорда взрослым человеком в 1931 году, значительно отличалась от той, которую он покинул ребенком в 1922 году. Суровый и неразговорчивый африканерский националист генерал Дж. Б. М. Херцог пришел к власти в 1924 году в "нечестивом союзе" с лейбористской партией полковника Фредерика Кресвелла, в которой доминировали англичане. Однако на выборах 1929 года Национальная партия Херцога получила абсолютное большинство голосов, и так называемое правительство Пакта распалось. Смэтс и Эрнест Оппенгеймер были в парламенте на скамьях оппозиции. Англо-африканерский южноафриканизм Бота-Смутса отступал. Культурный поток африканерского национализма, движимый республиканством, постепенно собирался в поток. Тем временем Великая депрессия пронеслась по Южно-Африканскому Союзу, как лесной пожар по прериям. Вскоре она выжгла все жилы экономики. Спрос на алмазы иссяк, что привело к переизбытку запасов. В 1932 году, за исключением государственных копей, вся добыча алмазов в Южной Африке прекратилась. Почти одновременно с этим засуха опустошила сельскохозяйственный сектор. Излишне капитализированные фермеры объявили дефолт по выплате процентов, а коммерческие банки закрыли свои счета. В сельской местности многие впали в нищету; они пополнили ряды "бедных белых", устремившихся в города. Вокруг царили несчастье и хаос.

Золото тоже переживало своеобразный кризис. До этого момента "золотой стандарт" - денежная система, привязывающая стоимость национальной валюты к фиксированной цене на золото, - лежал в основе системы международных финансов.¹ Но в сентябре 1931 года спекулятивные атаки на фунт стерлингов вынудили Великобританию отказаться от золотого стандарта.