в сердца отчаявшихся. Давать надежду на лучшее. С детьми этот фокус прокатывает лучше и проще, ведь они наивны и так легкомысленны для своего возраста. А взрослые – они полны травм, общественных мнений (порицаний) и ответственности, что их душит. Сложно вылечить их души, ибо даже Босс, мне кажется, не в силах уже изменить их природу, но я вношу ясность ума, охлаждая горячий пыл, даю контроль, усмиряю хаос.

Но кто успокоит мою мятежную душу? Я запутался в чувствах к Дитрих, страх сегодняшнего вечера с каждой минутой сотрясает моё нутро.

Вы замечали, что, если есть хоть капля сомнения, теряется доверие? Скорее всего это вам более знакомо, когда дело идёт между мужчиной и женщиной. Вот вы что-то заподозрили в своём избраннике, и эта мысль, как капля воды точит камень, так же капает вам в черепушку и не даёт покоя… Я видел, как рушатся семьи на этой почве, как какое-то недопонимание или скрытность рождают в подсознании образы великих трагедий: измены, предательства и тому подобное.

И пусть мои мысли сейчас не об недоверии к Дитрих, а о сомнении нашей победы, но я как никто другой вас понимаю. Возможно, поэтому мне нравятся открытые люди, коим нечего скрывать: они улыбаются, говорят то, что думают и не стесняются быть самими собой. Ведь принятие себя – это удел гармоничных людей, вы согласны?

Но моя гармонии пошатывается. Чёртов страх! Надо взять себя в руки! Ведь я должен помочь Дитрих. Да, у нас есть нефилим, но я не могу на него положиться. И пусть она верит в него, во всю его добродетель, лишь время и его поступки покажут мне истинное его лицо.

Едва наступила ночь, и мои, наконец-то, уснули, появилась Дитрих.

– Послушай, ты могла бы использовать свою способность на моем малыше? – попросил я её. – Ты же, как никто другой, знаешь, что, возможно, мы задержимся. Не хотелось бы бросать вас в гуще событий, чтоб вернуться и успокаивать его.

– Да, конечно, – закивала она головой.

Подойдя к крохе, она легонько коснулась его головы, нежно улыбнулась и, я увидел, как её дар вытекает из неё и обволакивает моего подопечного, унося в мир волшебных сновидений.

Когда она закончила, я поблагодарил её.

– Спасибо, Дитрих, теперь мне будет спокойнее его оставить.

Она понимающе посмотрела на меня.

– Ты готов?

– Не так, как хотелось бы, но да, я готов, – я не стал её просвещать в свои тёмные мысли. Учитывая, какая она впечатлительная, думаю, ей будет куда лучше думать, что она рядом с уверенным человеком.

Вскоре появился Каин. Если я был облачен в костюм тройку цвета сапфиров (хоть и покажется он вам неудобен, я на столько привык к нему, как к второй коже), он был куда практичнее: военное обмундирование ему даже в какой-то мере шло. Я с любопытством рассматривал его оружие – всевозможные ножи, пистолеты, гранаты, канаты и всякие вещи, названий которых я даже и не знаю.

– Ты думаешь, дело дойдёт до всего этого, – уточнил я.

– Предпочитаю быть готовым ко всему, – поправляя пояс, ответил он.

Вы кое-что должны обо мне знать, я пацифист. Я так часто видел кровь и разорванные тела от мин, что жестокость вызывает во мне боль, едва я начинаю об этом думать. В моей голове всплывают картинки моих малышей, умирающие у меня на руках (один холокост только чего стоил моей душе). И вот я смотрю на обмундирование убийцы, один вид которого только и кричит, что он опасен, и я с трудом заглатываю ком в горле.

– Ну что, ангелы, в путь? – предложил он.

Дитрих в последний раз посильнее подвязала свои волосы, поправила очки (все-таки надо будет узнать, зачем она их носит, мать-вселенная!) и, запрокинув рюкзак на плечо, кивнула. Одета она была как обычно практично-сказочно, других слов я и подобрать-то не в силах.

Мы взялись за руки, и Каин перенёс нас в Национальный археологический музей в Афинах. Всюду были расставлены уникальные экспонаты, кикладское искусство, невероятное по своей красоте красно-, бело- и чернофигурные вазы, фрагменты микенских ваз и фресок, шедевры скульптуры и прикладного творчества – короче, все то, что дошло от древнего мира до наших дней.

Мы остановились пре дверьми в пятый зал, куда нас и привел Каин.

– Я так понимаю, ты бывал здесь ранее, не так ли? – уточнил я.

– Бывало, давно, – подтвердил нефилим, – признаться честно было время, когда я сам пил и ел из этой посуды.

– До чего ты древний, – подстегнула его Дитрих, – но хорошо сохранился!

– Да, я даже видел динозавров! – похвастался он.

– Да ты что!? – парировала Дитрих.

Нефилим рассмеялся.

– Один даже пытался меня съесть! – а когда понял, что она начала уже верить во все это, сказал, – Шучу я! Какие динозавры? Мне хватило с лихвой тысячелетий с этими, – обведя пальцем зал, – людьми: чего только я с ними не повидал! Они похуже динозавров, тебе ли не знать!

– Не соглашусь, – начала защищаться Дитрих, но я её перебил. Не хватало еще чтоб они здесь сцепились, отстаивая свои точки зрения по поводу нравственности человечества.

– А может мы займемся дискуссией после того, как пройдет наша спецоперация?

И зашёл в зал античности. Он был огромен, и учитывая, что в Афинах все заведения закрылись к этому моменту, было тихо и безлюдно.

Через небольшое время, Каин крикнул во весь зал, привлекая наше внимание:

– Сюда!

И когда мы добежали до него, он держал в руках древний сосуд.

– Как ты его достал? – удивился я, учитывая, что ограждающее стекло было не разбито.

– Мастерство не пропьешь, – отшутился он, так и не дав нормального ответа.

Когда он пошёл к выходу со своим трофеем, Дитрих слегка наклонилась ко мне и прошептала:

– Хорошее качество, не так ли? Надо будет потом вытрясти его секрет, – и слегка ударила меня в плечо.

Я думаю, в нем ещё много загадок, которые он попытается от нас скрыть. Но сейчас нам надо на Украину, спасать местных от влияния Фортунамалы.

Мы телепортировались в первом нашем городе.  Руины домов вокруг, пустошь и звуки стрельбы на горизонте. Здесь выпал недавно снег. Такой белый и чистый. Он будто пытался скрыть от нас ту грязь корыстных смертных, которые видели в войне лишь выгоду своих интересов, будь то отмывание денег, продажа оружия или территориальный интерес с запасами природных ресурсов. Мы прошлись по бомбоубежищам, встречали людей, полных ненависти, отчаяния, потерявший веру в завтрашний день. Дитрих быстро просматривала их ауры, но следы Малы не находила.

Так мы прошли более 4 городов, пока