Клод присел на край дивана, и они вдвоем приподняли все еще не пришедшую в сознание Алексис. Клод снял с нее окровавленные тряпки — все, что осталось от платья. Он старался не думать о том, как хороша она была, если не замечать спутавшихся волос и следов страдания на лице. Лендис бинтовал, а Клод поддерживал девушку, и грудь ее касалась его груди. Именно тогда Клод решил, что, если бы даже всего, что случилось в этот день, никогда не произошло, он все равно нашел бы способ увести ее от мужа и никогда бы не дал вернуться на этот остров. Он бы любил ее страстно и долго, до тех пор пока никто из них двоих не смог бы больше продолжать заниматься любовью.

Капитан поднял глаза и увидел, что его первый помощник как-то странно смотрит на него.

— Она красивая, правда? — заметил Лендис как бы невзначай, продолжая бинтовать раны.

— Да, очень.

— Можно старику дать капитану совет?

— Можно, если этот старик ты.

— Не уверен, что тебе понравятся мои слова, ну да будь что будет.

Лендис распрямился и ополоснул руки в тазу. Затем, вытерев их о собственные штаны, сказал:

— Не бери ее с собой. Ты же слышал, что она говорила на утесе, прежде чем потеряла сознание. Если ей суждено выжить, она захочет остаться здесь, а не на борту «Гамильтона».

— Ты действительно считаешь, что она сможет все это пережить?

— Считаю. Ты помнишь, как Траверс обещал расправиться с ней, требуя, чтобы мистер Квинтон и ее муж бросили оружие?

Клод кивнул.

— Тогда ты должен помнить и то, что она им сказала. Она крикнула, что возненавидит их, если они подчинятся приказу Траверса. Они не опустили своих пистолетов…

— И поплатились за это.

— Я так не думаю, — Лендис бросил загадочный взгляд на капитана. — Девушка хотела пожертвовать собой ради людей, которых любила больше всего на свете. Если бы эти двое сделали, как им велел Траверс, она расценила бы такой поступок как предательство и действительно стала презирать их — ведь они не приняли бы то, что лишь она одна имела право им предложить.

— Ну и чего ты добиваешься?

— Только одного. Чтобы ты оставил ее здесь. Если ты возьмешь девушку на корабль и не дашь уйти, когда она сама того пожелает, она и тебя возненавидит.

— Господи! Ты говоришь так, будто я собираюсь держать ее на корабле вечно. Мы отвезем ее в Вашингтон, и там она сможет начать новую жизнь. Может быть, ей больше понравится в Бостоне, — тогда пусть будет Бостон. Моя сестра сможет о ней позаботиться.

— А я говорю, что ты не можешь решать, как ей строить жизнь.

В этот момент Алексис застонала.

— Сейчас девушка не в том состоянии, чтобы самостоятельно принимать решения. В одном ты был прав: я не собираюсь следовать твоему совету.

Лендис только пожал плечами.

— Пошли. Нам надо покинуть дом, пока она не пришла в сознание, — заторопился Клод.

Лендис помог капитану поставить Алексис на ноги, и тот, поднатужившись, перекинул тело девушки через плечо.

— Полегче, Таннер, она тебе не мешок с мукой.

Клод кивнул.

— Знаешь, она оказалась вовсе не такой легкой, как можно было предположить. Я пойду к кораблю, а ты пока забери вещи. Встретимся на берегу.

Лендис смотрел вслед капитану, несущему свой драгоценный груз на корабль. Он тоже был очарован девушкой и отчасти понимал капитана. Был бы он сейчас на тридцать лет моложе, скорее всего сам поступил бы так, как Таннер. Тридцать лет назад и у него хватало сил ставить женщин на место, что бы они там ни требовали. Однако эта женщина была другой. Ее клятвы чего-то да стоили. Лендис полагал, что такого сорта ненависть трудно перебороть просто сменой обстановки. По дороге на берег Лендис все думал о том, не забыл ли капитан о второй части, ее клятвы. С этим что он будет делать? Скорее всего если она останется жить, Таннер рискует стать жертвой безответной любви.

Едва взойдя на борт «Гамильтона», Клод дал сигнал к отплытию. Его не волновали любопытные взгляды команды, обращенные на странный груз капитана. Так и не пришедшую в сознание Алексис он перенес в свою каюту.

У себя Клод снял с Алексис бинты, стараясь действовать осторожно, чтобы не открылось кровотечение. Покончив с этим, он вымыл ее, выбросив остатки одежды, затем порвал на лоскуты для перевязок несколько чистых простыней. Наложив на раны мазь, Клод снова перебинтовал Алексис. Укрыв девушку, Клод занялся ее прической: сначала смыл остатки запекшейся крови с волос, затем осторожно, разделяя руками пряди, расчесал золотые кудри щеткой, заплел их в косу и перекинул на одно плечо, чтобы волосы не путались во время сна. Когда Клод решил, что больше ничего не может для нее сделать, он оставил Алексис спать, а сам вышел на палубу, где его ждали неотложные дела.

Нельзя сказать, чтобы все шло гладко. Лендис пытался объяснить команде, что произошло, и едва ли преуспел в этом. Все были возмущены гибелью двух своих товарищей, а еще больше — бесчеловечным отношением к девушке. Некоторые из людей Клода когда-то имели несчастье служить под командой английского капитана и считали себя счастливчиками, сумев улизнуть от «доброго папаши Траверса».

— Капитан Клод, — спросил Гарри Янг, хорошо знакомый с методами укрепления дисциплины, которые практиковал Траверс, — девушка будет жить?

На этот раз на лице Гарри не было неизменной кривой усмешки. Уголки губ его скорбно опустились, и мускулы лица чуть подрагивали, выдавая его гнев и возмущение. Нервным жестом он откинул со лба волосы. Гарри знал, что такое служить у Траверса, и испытал его «ласку» на собственной шкуре. В памяти его навсегда остался холодный взгляд хищных глаз капитана.

— Не уверен, Гарри, — тихо сказал Клод.

Он понимал, о чем думает сейчас его матрос. Выходит, не обманули дурные предчувствия, зародившиеся у них всех, едва вблизи замаячил британский фрегат.

— Она сильная, — добавил Клод. — Может, все и закончится для нее благополучно.

— Да, — Том Даниелс, говоривший с небольшим акцентом, свойственным жителям юга, всегда чуть растягивал слова. — Мистер Лендис рассказал нам, как она сопротивлялась Траверсу. Наверное, она действительно очень сильная.

— Или сумасшедшая, — вставил Майк Гаррисон и тут же невольно отступил за спины товарищей, такой тяжелый взгляд бросил на него капитан. Вообще и Майк, и другие моряки, все не робкого десятка, в присутствии молодого капитана утрачивали обычную бойкость. Майк в свои сорок лет еще не встречал человека, который умел бы его поставить на место так, как это делал Клод. Ему нравилось служить у человека, которого он уважал. Во всяком случае, работать на Клода было совсем не то же, что подчиняться человеку, который боится с тобой связываться и старается не нарываться на острое слово или насмешку.