В первый же день я пересек Биг-Уашиту, а у Солджер-Крик стал мишенью для решившего попробовать свой лук индейца — стрела просвистела в паре дюймов от моей спины. Спустя немного времени я заметил следы еще двух индейцев, прямо на торговой дороге, но не обратил на них особого внимания. Тем не менее, чувствуя опасность, я примерно на милю вернулся назад и заночевал. На следующий день у ручья я заметил следы мокасин — они предполагали, что я пойду в лагерь. Похоже, мне удалось убедить их, что я совсем еще новичок в деле приграничной войны.

Я знал, что они опережали меня и более чем уверен в том, что сейчас они находились в роще немногим менее мили от реки и, судя по последующим событиям, я не ошибался. Приблизившись к роще, я сошел с тропы и, держась на некотором расстоянии от нее, пошел прямо через лес, а затем, полностью объехав рощу, я снова во весь дух помчался по дороге. Пройдя некоторое расстояние, я повернул и засел в чаще, вскоре появились двое дикарей — они шли очень быстро — один на сотню ярдов опережал другого. Когда передний оказался в 60-ти ярдах от меня, я выстрелил — мои пули поразила его в руку и туловище. Он мгновенно, придерживая свою раненую руку, побежал по тропе к реке и вскоре скрылся из виду. Я гнался за ним очень быстро, но им удалось преодолеть реку и спрятаться в кустах. Я решил не рисковать и снова вернулся на дорогу, весьма довольный от мысли, что индеец ранен тяжело и скоро умрет.

В тот же день я перешел через Ред-Ривер и впервые за все это время, чтобы что-нибудь приготовить, развел костер, но с первыми клубами дыма вокруг меня со всех сторон начали собираться волки. Уставший и безумно проголодавшийся, я поставил рис на огонь и приступил к приготовлению кофе, но не успела вода закипеть, как волки так близко подошли к моим лошадям, что они — несмотря на усталость и голод — отказались пастись, и вместо этого пришли к моему костру.

Волки подкрадывались все ближе и ближе, пока самые передние из них не оказались в 10-шагах от меня, но тут я весьма опрометчиво решил убить одного, просто как дичь, и, прицелившись в очень крупного и серого волка, я выстрелил, и он упал. Как только запах его крови дошел до его сотоварищей, как со всех сторон они накинулись на тело своего павшего компаньона, а я, едва успев схватить свои чашки, вскочил в свое седло прежде, чем они совершенно окружили меня. Верхом я чувствовал себя в полной безопасности, я обернулся и дал заряд дроби по тем, кто пожирал мертвого, а затем, зигзагами направляя своего пони, проехал между ними. Проехав еще немного, я остановил свою лошадь и снова выстрелил, и на этот раз — тщательно целясь из своих шестизарядных — и каждый волк, получивший хотя бы малейшее ранение, был немедленно сожран другими членами стаи — истинное наслаждение для меня — и я наслаждался этим зрелищем до тех пор, пока я не устал и не ушел прочь, оставив несчастных волков самим выяснять свои отношения. Затем я галопом скакал до самого утра, а потом лег немного поспать, совершенно не зная, на верной ли я дороге, или нет. Эта, пролегавшая по равнине дорога, разветвлялась на две, и я не знал, идти мне направо или налево. Но, немного подумав, я выбрал правую, а потом решил поспать.

Немного до рассвета до меня донесся низкий рокот, проснувшись, я увидел, что на горизонте сгустились тучи, и предположил, что я слышал гром. Читатель наверняка согласится со мной, что вымокнуть до нитки на открытой равнине очень неприятно. В тот момент, однако, я пришел к выводу, что этот рокот, похоже, недостаточно мощный для грома, и, прислушиваясь к нему, я понял, что он становится все громче и очень стремительно приближается. Я оседлал свою лошадь, перебросил почтовую сумку через спину другой и занял место в своем седле. К этому времени я уже ясно понимал, что это за шум — на меня шло стадо бизонов. Надеясь, что они скоро пройдут, я еще немного подождал, и в этот момент всякие шансы для меня спокойно уйти исчезли — мне пришлось идти вместе со стадом. Они ехали почти в том же направлении, что и я, но только чуть отклоняясь от него. Ища возможности выйти из него, я держался левее и по истечении двух миль совместного путешествия, мне удалось найти промежуток между животными, моментально броситься в него, а потом пересечь ручей, вдоль которого двигалось это стадо.

Оказавшись в безопасности, я остановился, чтобы успокоить своих лошадей и немного отдышаться, потому что мы чуть не задохнулись от пыли. Вскоре я понял, что заставляло стадо так бежать — в самом его центре несколько индейцев с такой яростью выпускали из луков свои стрелы, словно их целью было до восхода солнца успеть истребить последнего бизона.

В такой ласкающей слух и глаза дикарей суматохе я не боялся быть замеченным, лишь бы удержать своих лошадей, и чтобы они молчали, я гладил их до тех пор, стадо не скрылось вдали, затем я снова продолжил свой путь, и через час добрался до лагеря капитана Барлсона у Оттер-Крик, у подножия одной из Уичита-Маунтинс.

Его люди очень обрадовались почте, они восторженно приветствовали меня, а после недолгого отдыха мне предоставили проводника, который проводил меня до штаб-квартиры полковника, в нескольких милях от лагеря. Меня встретил подполковник Смит, он был в восторге от того, что я добрался благополучно, похвалил меня за стойкость, проявленную мной при таких необычных обстоятельствах, очень любезно поблагодарил меня за возвращение его пропавшей лошади и предложил мне денежное вознаграждение. Я отказался.

Полковник Смит был чрезвычайно раздражен еще одной произошедшей накануне вечером тревогой, — пропали четыреста голов крупного рогатого скота. Мясо этих животных являлось основой рациона его людей на время приближающейся кампании, он, естественно, был очень обеспокоен, а тут еще, вдобавок к его существующей обеспокоенности — я в тот момент все еще был его палатке — подъехавший офицер сообщил, что он проследовал по тропе около трех миль, когда их следы потерялись среди следов бизонов, вследствие чего было совершенно невозможно с какой-либо определенностью сказать в каком направлении следует искать пропавший скот.

И тут я вспомнил, что видел тропу, которую я осмотрел в поисках лошадиных следов, но не найдя их, я предположил, что по ней прошло стадо бизонов, и потом я покинул ее, не проявляя к ней впоследствии никакого интереса. Я сообщил об этом полковнику Смиту, который сразу же согласился со мной, что это был след крупного рогатого скота. По его просьбе я сел на свежую лошадь и привел на то место его людей. Вслед за этим состоялось пятидесятимильное преследование — по окончании которого мы нашли этих трусливых тварей и вместе с ними вернулись в лагерь, к вящему удовлетворению как минимум одного человека — полкового поставщика говядины. Я снова был осыпан комплиментами и получил личную благодарность полковника, который никогда не стеснялся похвалы, если считал, что человек достоин ее.

Затем полковника официально пригласили находившиеся под командованием Пита Росса — брата моего капитана — дружественные нам индейцы, и в эскорте, состоящем из 19-ти человек, был и я тоже.

Мы сидели в палатке, когда прибыла делегация дружественных вождей — они хотели обсудить детали будущей кампании против кикапу, и судите сами, как я удивился, увидев среди них того самого, кто так хотел убедить меня, что я техасский рейнджер, там, на дороге между деревней кэддо и Форт-Белнапом. Передо мной стоял Пласидо, вождь тонкава, который теперь был в самых дружеских отношениях с людьми, которых он так боялся в последнее время, он сердечно приветствовал меня. Его воины, так же, как и он, сразу узнали во мне того человека, которого они так строго проверяли. «Но теперь, — сказали они, — все мы хорошие друзья, и вместе будем сражаться с команчами».