Его воля похожа на что-то липкое, аморфное, словно сгусток сырого тумана. Этот туман наползает, обволакивает, сковывает мысли и желания, и начинаешь поневоле двигаться вслед за ним.

– Вы не видели альтернативный монтаж последнего Лукаса?

«Хаммер» сворачивает, проезжает мимо ресторанчика, который выглядит удивительно по-ресторанному, будто его открыли только позавчера или недавно перестроили, чтобы привлечь новых клиентов. Свеженький симулякр, пугающий своим совершенством. Большие окна вымыты до идеальной прозрачности. Внутри мелькает силуэт рыжеволосой женщины в зеленом свитере и бокал, поднятый в приветственном тосте. Все исчезает, как сон. Машина с рычанием ныряет в темный переулок, пролетают спящие фасады жилых домов. Еще один поворот.

– Лукас – только начало. Почему-то решили взяться именно за него. Если так пойдет, то даже археологи не смогут восстановить оригинальные, классические сюжеты. – Руль влево, поворот, визжат шины. – Современные музыканты, которые посообразительней, выкладывают новые композиции в интернет, как пирожки на подоконник, в расчете на то, что люди их анонимно доработают. Девять редакций из десяти окажутся полным дерьмом, зато десятая может получиться гениальной. Причем совершенно бесплатной. Впечатление такое, что творческий процесс больше не ограничен рамками отдельно взятого черепа. Продукт любой деятельности является отражением чего-то еще.

– И фрагменты? – Кейс не может удержаться.

– В этом вся прелесть! Автор умудрился вырваться из порочного круга. Фрагменты можно монтировать как угодно, но их невозможно перемонтировать.

– Это только пока. Когда он закончит фильм, появится возможность альтернативного монтажа.

– Он? – ухмыляется Бигенд.

– Автор. – Она пожимает плечами.

– Вы уверены, что фрагменты – части какого-то одного фильма?

– Конечно! – Ни секунды колебания.

– Почему?

– Не могу рационально объяснить. Просто чувствую сердцем.

Ей самой странно, что она так выразилась.

– Сердце – это мышца, – назидательно говорит Бигенд. – То, что вы называете «чувствую», происходит в лимбической части вашего мозга, которая досталась в наследство от млекопитающих. Глубокий древний уровень, не признающий логики. Уровень, на котором работает реклама. А кора с извилинами тут ни при чем. То, что мы привыкли называть рассудком, – не что иное, как самоуверенный нарост, который совсем недавно появился на зверином мозгу. А тот в свою очередь насажен на доисторический земноводный стержень. Современная культура пытается нас убедить, что все наше сознание заключено в коре, в этом тонком наросте. Но при этом забывают, что под наростом покоится здоровенный шмат звериного мозга – могучего и молчаливого, занятого своими древними делами. И именно там рождается желание покупать.

Кейс бросает на него быстрый взгляд. Сосредоточенное лицо, без тени улыбки. Возможно, его истинное лицо.

– Когда я создавал «Синего муравья», это было определяющим правилом. Хорошая реклама должна быть нацелена на древнюю, глубинную часть мозга, минуя речь и логику. Люди, которых я нанимаю, должны уметь работать на этом уровне, сознательно или бессознательно. Это главное условие. И такой подход себя оправдывает.

Кейс вынуждена согласиться: действительно, оправдывает. «Хаммер» тормозит у подножия большого холма, поросшего травой. Мягкий свет зазеркальных фонарей. Дэмиен рассказывал ей легенду о местном Икаре, когда-то слетевшем отсюда – очень давно, еще до основания Римской империи. Деталей она не помнит. Этот холм всегда был священным местом, местом казней и жертвоприношений. В старые времена он назывался Гринберри. Друидское слово.

На этот раз Бигенд уже не выставляет разрешение на парковку, этот современный эквивалент средневековых городских вольностей. Хлопнув дверцей и плотно нахлобучив шляпу, он начинает бодро взбираться по склону холма. На секунду его фигура пропадает в полоске черноты между фонарями. Кейс идет за ним. За спиной отрывисто бибикает включенная сигнализация. В этом весь Бигенд – вперед, к вершине, не оглядываясь на ковыляющих позади. Кейс пытается за ним угнаться, мысленно ругая себя за слабоволие. Дура, зачем ты ему позволяешь? Что может быть проще? Просто повернуться и уйти. Пешком добраться до дома, вдоль пустынной набережной, слушая плеск чернильной воды. Мимо темных шлюзов, мимо бомжей, пьющих сидр на лавочках. Но она продолжает карабкаться. Трава здесь выше, чем кажется на первый взгляд. Ноги уже промокли от росы. Совсем не городское ощущение.

На самой вершине одинокая скамейка, и Бигенд сидит там, глядя вниз, на Темзу, на сказочные лондонские огоньки, мерцающие сквозь мутную дымку городских испарений.

– Скажите мне «нет», – говорит он, не оглядываясь.

– Что?

– Скажите «нет», откажитесь от моего предложения. Снимите тяжесть с души.

– С удовольствием. Нет.

– Подумайте до утра.

Кейс начинает хмуриться, но вдруг понимает, что в ситуации есть определенный комизм. Бигенд намеренно, чуть ли не застенчиво дает понять: он прекрасно знает, что ведет себя шокирующе. Простой и весьма эффективный обезоруживающий приемчик.

– Что вы будете делать, если я найду автора?

– Еще не знаю.

– Станете его продюсером?

– Сомневаюсь. Люди еще не придумали названия для роли, которую я буду играть. Защитник, устранитель проблем...

Он сидит чуть сгорбившись, подняв плечи фавновского плаща, словно бы вглядываясь в мерцающий Лондон. Но Кейс замечает, что на коленях у него лежит дивиди-плеер. Он снова смотрит фрагмент с поцелуем.

– Вам придется обойтись без моей помощи.

Бигенд отвечает, не поднимая головы:

– Подумайте до утра. Иногда утром все выглядит по-другому. Я хочу, чтобы вы познакомились с одним человеком.

– Повернитесь. – Кейс снимает с него шляпу. – Вот, смотрите!

Она берет шляпу в левую руку, средний и указательный пальцы ложатся в углубление. Легким движением надевает ее, потом сбивает чуть набекрень, хлопнув по полям.

– Вот так. – Она смотрит на него, подбоченясь. – А снимать надо вот так. – Она показывает. – А то вы похожи на городского старпёра, который не может залезть на лошадь без стремянки.

Она возвращает ему шляпу. Бигенд нахлобучивает ее, отклоняется назад, смотрит из-под полей:

– Спасибо.

Кейс поворачивается в сторону города.

– А теперь отвезите меня домой. Я устала.

Перед дверью квартиры она встает на цыпочки и убеждается, что черный волосок марки «Кейс Поллард», наклеенный на дверную щель посредством плевка той же марки, никуда не делся. Потом находит в папке пудреницу, которой почти никогда не пользуется. Пальцы по пути задевают холодную сталь киберцилиндра. Опустившись на колени, она подставляет зеркальце и видит непотревоженный слой пудры на нижней половине дверной ручки.