Я продолжаю глядеть на покачивающееся в воде тело моей прекрасной жены.

– Что? – переспрашиваю я растерянно.

– Подойдите, – повторяет он. – Подойдите сюда.

На какое-то мгновение все смотрят на меня. Но лишь на мгновение, потому что трудно оторвать взгляд от того, что ты не видел никогда в жизни. И не хотел видеть.

Я редко плачу. Очень редко. Но в этот момент, когда я увидел потрясенное лицо плачущей девочки-подростка, у меня на глаза тоже наворачиваются слезы.

Другой офицер кладет руку мне на плечо.

– Я знаю, что это тяжело, – говорит он. Он старше. Возможно, он действительно знает, каково это – видеть свою жену, мать своего единственного ребенка, прибитую к берегу, как выброшенный манекен. Она так бледна. Цвета мела. Кукла, сделанная из мела. К нам приближается криминалист, чтобы зафиксировать все детали, прежде чем тело достанут из воды.

– Могу ли я кому-нибудь позвонить, сэр?

Я поднимаю взгляд:

– Родителям Софи.

– Вы уверены, что это она?

– Я даже отсюда вижу ее татуировку. Это она, – я подношу руку к глазам и смахиваю слезы. – Я увидел пост в «Фейсбуке». Ее родители не пользуются «Фейсбуком», но, возможно, кто-то из их знакомых пользуется. Надо им сообщить. Это их единственный ребенок.

Помощник кивает и ведет меня к карете скорой помощи. Я сажусь, пока помощник отходит, чтобы поговорить еще с одним офицером. Незачем было вызывать скорую помощь. Софи уже не помочь. Она безвозвратно мертва.

– Детективы уже едут из Шелтона, – говорит он. – Родителей вашей жены уведомят, если только вы не хотите сами это сделать. Но, несмотря на татуировку, нам нужно провести опознание.

– Я уже ее опознал, – говорю я. – Это она.

– Хорошо, – отвечает он ровным голосом, – но нам нужно, чтобы вы взглянули на ее лицо.

– Это моя жена. Я знаю ее тело не хуже собственного.

– Не сомневаюсь. Но такова процедура. Хорошо? Сейчас ее достанут из воды. Перед тем как мы отправим ее в морг, вам нужно будет посмотреть на ее лицо. Ладно?

Я не хочу на нее смотреть. Не хочу видеть ее лицо. Я хочу запомнить ее живой, а не пролежавшей всю ночь в воде.

– Ладно, – говорю я. – Я посмотрю.

– Хорошо, – отвечает офицер. – Оставайтесь здесь.

Я наблюдаю, как он проталкивается сквозь толпу, и, когда люди расступаются, я вижу, что Софи успели достать из воды и положить на каталку. Ассистент держит над ней одеяло – то ли ради приличия, то ли для того, чтобы уберечь собравшихся от жуткого зрелища. Не уверен. Но мне все прекрасно видно – ее белое тело катят прямо ко мне. Я зажимаю рот ладонью. Кажется, меня вот-вот вырвет.

Ее глаза открыты. Смотрят в пустоту. Мне на ум приходит свежая рыба на рынке, глядящая наверх из кучи льда. Видящая пустоту. Мне хватает сил лишь взглянуть ей в глаза. Потом я вынужден отвернуться. Я не могу произнести ни слова. Полицейские хотят, чтобы я ее опознал. Да, это она. В этом нет никаких сомнений. Но я словно онемел. Помощники смотрят на меня, как на инопланетянина. Но мне не под силу объяснить свое молчание. Я просто сижу, склонившись над телом Софи, и стараюсь сдержать тошноту.

– Это ваша жена? – спрашивает тот, что постарше.

Я встречаюсь с ним взглядом. Он полон сочувствия, но я вижу, как он рад, что не оказался на моем месте. Такие взгляды кидают на подчиненного, которому я поручаю самое неприятное задание. Уж лучше ты, чем я. Я моргаю и снимаю очки. Мой голос срывается, когда я наконец отвечаю.

– Да, – говорю я. – Это Софи. Это она.

Я не двигаюсь. Просто сижу на месте. Толпа вновь расступается. На этот раз они пропускают Ли Хуземан и Зака Монтроуза. Детективы из округа Мейсон снова здесь.

Адам смотрит на тело своей жены. На его лице – самая глубокая печаль, которую я когда-либо видела. А я повидала немало скорби. Я видела, как мать сжимала мертвое тело своего ребенка, стоя перед горящим домом. Видела, как отец бросился под колеса машины, узнав, что его жена совершила самоубийство. Все мы знаем, какое это огромное горе, но никому не под силу действительно понять его, пока не настанет наш черед. Адам бледен, его глаза покраснели. Он дрожит, переводя взгляд на меня. Так выглядит разбитое сердце.

Монтроуз беседует с криминалистами и полицейскими. В нашем участке нет своего судмедэксперта. Тела людей, погибших при подозрительных обстоятельствах, переправляют на восток, в округ Китсап. Здесь явно именно этот случай.

– Куда вы ее заберете? – спрашивает Адам.

– Ее увезут в Брементон, там судмедэксперт из Китсапа проведет вскрытие. Мы выясним, что с ней произошло.

– Я видел, что произошло, – говорит он, и в его голосе прорезается злость.

Гнев – это хорошо, думаю я. Он исцеляет.

– Да, я знаю. Ее похитили.

– Да. Какой-то ублюдок, который… Который все еще на свободе.

– Я знаю, – повторяю я.

Он пристально смотрит на меня.

– Почему вы не ищете его? Он все еще где-то здесь. Он не стал далеко ее увозить, верно?

– Похоже на то, – соглашаюсь я, давая ему возможность выговориться. Адам Уорнер ни за что не признает это, но он сейчас в шоке. За минувшие двадцать четыре часа его жизнь и жизнь его дочери перевернулась вверх дном. Я говорю, что мне нужно поговорить с напарником и судмедэкспертом. Так как завтра праздничный день, тело Софи, скорее всего, оставят в морге до вторника.

Я смотрю на тело, а потом иду к Монтроузу, который стоит возле причала.

– Туристы из Канады плавали на каяках и заметили что-то в воде – как им показалось, надувную куклу, – говорит он, указывая на стоящих на берегу мужчину и женщину. – Приехали отдохнуть.

– У многих тут выдался неважный отдых.

Монтроуз игнорирует мое замечание.

– Помощник сфотографировал всех зевак. Молодчина. Дескать читал где-то, что убийцы часто возвращаются на место преступления.

– Да ну? – саркастически отвечаю я.

– Ага, – говорит он. – Я похвалил его за отличную работу. Кстати, а как он нас опередил?

Монтроуз указывает на Адама, сидящего на траве и прижимающего ладони к лицу:

– Я спросил, и никто из присутствующих его не оповещал.

– Помощник говорит, кто-то написал в «Фейсбуке». В наши дни сложно что-то скрыть, Монтроуз.

– Ненавижу интернет, – говорит он, потряхивая коробочкой с леденцами. – От него одни проблемы.

– Можно делать покупки онлайн.

– Там нет ничего, что я не мог бы купить в гипермаркете.

Я слегка улыбаюсь. Пусть он ворчит, сколько вздумается, – я-то знаю правду. Я видела, сколько у него в багажнике коробок с «Амазона».