– Сладких снов, – говорю я, укладывая Обри в постель.

Обри смотрит на меня и улыбается, прежде чем снова закрыть глаза. Я включаю украшенный ракушками ночник и возвращаюсь на берег к Софи.

– Как мы здесь оказались? – спрашивает она.

– Сели в машины и приехали, – шутливо отвечаю я.

Она корчит гримасу и жестом просит налить ей еще вина.

– Очень смешно. Я говорю не про место, а про нашу жизнь. Кажется, будто все идеально, но на самом деле это не так.

– Не знаю, – говорю я, наливая вина ей в бокал, и пламя костра отражается в бутылке. – Просто так получилось.

Я смотрю в костер, и на мгновение мне мерещится ее лицо в углях. Софи – самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. Я подумал так еще в первую нашу встречу. И сейчас я думаю так же. И буду думать впредь. Я невольно улыбаюсь.

А потом я вдруг оказываюсь один на берегу, обратившись лицом к спокойным водам Худ-Канала. Ни Софи. Ни Обри.

Я не хочу возвращаться в «Глицинию».

Я не хочу возвращаться в наш дом в Сиэтле.

Когда я войду внутрь, всему настанет конец. Останется лишь пустота. Это будет прощанием.

Сейчас самое время выкурить сигарету. Но я не курю. На работе я всегда немного завидовал коллегам-курильщикам, точнее – тому, как им удается выкроить немного времени, чтобы поразмышлять в одиночестве в середине рабочего дня. Они будто создали какое-то своеобразное прибежище на берегу Давамиша – мутной, зеленоватой речушки, впадающей в Пьюджет-саунд. Курильщики размышляют по дороге туда и обратно на работу. Они размышляют, стоя с сигаретой на грязном берегу.

Моей жены больше нет, и, вновь погружаясь в воспоминание, я оказываюсь на потрепанном шезлонге, смотрю на непроглядную черноту Худ-Канала и размышляю. На горизонте мигают огоньки. Где-то плещется морской котик.

Ее нет.

Софи больше нет.

Я воспроизвожу в мыслях моменты нашей совместной жизни. Сначала лучшие хиты. Нашу первую встречу. То, как я не мог выкинуть ее из головы. Нашу поездку в Париж перед свадьбой. Ее прекрасную улыбку. Ее смех. Как она умоляла меня купить ту развалюху в районе Маунт-Бейкер, потому что там, где я увидел пустую трату денег, она разглядела прекрасный дом.

Потом я вспоминаю неприятные моменты.

Как Софи, будто взяв с меня пример, тоже начала задерживаться на работе. Я пытался убедить свою начальницу Кэрри, что всерьез намерен построить карьеру и ничего больше. Да, она заигрывала со мной, но она заигрывала со всеми, кто не боялся посмотреть ей в глаза и не был похож на обезьяну. А Софи начала присылать мне сообщения прямо перед тем, как я садился в машину, чтобы по ужасным пробкам вернуться домой.

В глубине души я знал, что происходит, но не решался поговорить об этом с Софи. На работе я всегда прямолинеен: это помогает моей карьере. Но я не мог так вести себя с Софи. Мне так повезло, что она стала моей женой. Я так гордился. Рядом с ней я становился лучше, умнее, успешнее, даже привлекательнее. Поймите, Софи никогда не была эдаким трофеем или модным аксессуаром. Это я был аксессуаром, счастливчиком, которому досталась женщина, о которой другие могли лишь мечтать.

По правде говоря, я не хотел знать, что она делает и, если уж на то пошло, с кем она это делает. У меня в голове не укладывалось, что между нами есть другой мужчина. Я никогда не изменял Софи. Мог бы. Со мной заигрывали. Начальница, хоть она и не считается. Красотка, сидевшая рядом в закусочной в Хитроу. Девушка, поливавшая цветы у нас в здании, пока эту обязанность не переложили на сотрудников.

Измена Софи была подобна недиагностированному раку. Я чувствовал, что опухоль растет во мне, становится все больше и больше. Сначала она была размером с грецкий орех, потом с персик, потом с целую дыню, которая давила мне на ребра, напоминала, что мне нужно к врачу. Измена Софи была опухолью, которую я намеревался игнорировать до последнего вздоха. Я бы умер во сне. В блаженном неведении.

В своей фантазии я все еще сижу на пляже и слушаю, как плещется где-то морской котик. Обри их обожает. Когда один из них подплыл к нашей лодке, Обри хотела его потискать и расцеловать. Я улыбаюсь, вспомнив об этом, и подношу к губам бутылку виски. Я пью не только по особым случаям. Как и мои коллеги, я делаю то, что нужно, чтобы справиться с работой. День за днем, и не оглядываться.

Сделав глоток, я замечаю, что в «Хризантеме», маленьком коттедже, где остановилась Тереза с внуками, зажегся свет. Потом погас и зажегся снова. Опять погас. С этими детьми, должно быть, куча проблем. Но мои мысли невольно возвращаются к интрижке Софи. Интрижка. Боже, не выношу это слово. Оно облекает предательство в легкомысленную, привлекательную упаковку. Закрутить интрижку. Невинная интрижка. Заинтриговать. Интриганы.

Жертва интриги.

Я представляю, как засовываю в бутылку из-под виски записку и кидаю в воды залива, чтобы рассказать миру, что думаю о жене.

Будь ты проклята, Софи. Ты все испортила. Безвозвратно.

Разумеется, я этого не делаю. Просто пью дальше. Я даже не злюсь. Внутри меня лишь пустота.

* * *

Кто-то сигналит. Потом еще кто-то, затем к ним присоединяется кто-то третий. Ужасная какофония.

О, черт. Я вижу перед собой свободную полосу, заблокированную моим автомобилем.

Я резко газую и машу рукой, прежде чем осознать, что мне все равно, злятся ли водители у меня за спиной.

Я задремал или впал в какой-то транс? Бутылка виски все еще лежит на заднем сиденье вместе с другими вещами и мешком с мусором, так что по крайней мере я не пил.

Но я ощущаю какое-то подобие похмелья: сон оставил во мне бесконечную, звенящую пустоту.

Я беру себя в руки и останавливаюсь на заправке. Достав кредитку, я набираю полный бак. Это занимает от силы пару минут. Мне кивает сильно обгоревшая на солнце девушка, заправляющая свою «Камри», она кидает в мусорный бак пустую пластиковую бутылку и обертки из-под фастфуда. Я следую ее примеру и выбрасываю свой мусор.

– Я, считай, почти что живу в машине, – говорит девушка.

Софи говорила так же, прежде чем получила работу в «Старбаксе», когда ей приходилось ездить в офис «Майкрософт» в Редмонде.

– Да, – говорю я, – я тоже.

Фрэнк и Хелен по-прежнему живут недалеко от гольф-клуба в Федерал-Уэй, в том самом доме, где родилась Софи. По-своему это весьма впечатляющий дом – одноэтажный, с галечной дорожкой и ландшафтным дизайном, недвусмысленно демонстрирующим, что владелец дома одержим страстью все контролировать. Кусты выстрижены в форме идеальных сфер. Газон безупречно гладок. Подъезжая к дому, я чувствую каждый булыжник. Я подхожу к входной двери и пытаюсь повернуть ручку, но дверь оказывается заперта. Обри уже пора спать, и я надеюсь, что мне не придется говорить с ней сегодня. Хватит с меня встречи с Фрэнком. Он наверняка снова начнет меня обвинять. На это у него всегда хватает сил.