Профессор покачал головой:

— Только то, что сильной бурей его унесло много недель тому назад, и с тех пор о нём ничего не слышно. — Он заглянул в полные тревоги глаза Прутика. — А ты?… Там?…

— Я не знаю, — разочарованно ответил Прутик. — Я не помню. — Он схватил руку профессора и с силой сжал её. — Профессор, вы должны помочь мне разыскать мою команду. Как капитан, я обещал никогда не покидать их, что бы ни случилось. Если есть хоть малейшая возможность, что кто-то из них жив, тогда я должен держать своё обещание.

— Но, Прутик, — начал профессор, — даже если…

— Вполне возможно, — прервал Прутик возражения профессора, — возможно, моя команда поможет мне вернуть память. — Он отодвинулся от профессора и заглянул ему в глаза. — Потому что, кто знает, что я мог забыть там, в открытом небе. Может, что-то полезное? Для вас, профессор. Для Санктафракса.

Профессор недовольно кивнул. В словах Прутика было рациональное зерно. Залетев так далеко в открытое небо, он испытал и пережил то, чего никто до него не испытывал, то, о чём сам престарелый учёный мог только мечтать — а именно войти в сердцевину самой погоды. И более того, Прутик выжил и вернулся, принеся этот опыт с собою. Конечно, в настоящее время его разум был абсолютно закрыт, но, может быть, со временем его можно будет отпереть…

— Ну хорошо, — сказал профессор. — Я вижу, ты решился. Отправляйся искать свою пропавшую команду, Прутик, да пребудет с тобой моё благословение. — Он вытащил из складок мантии мешочек, полный золотых монет, и вложил его в руку Прутика. — Вот тебе на путешествие, — сказал он. — Используй благоразумно. А теперь пойдём в мой кабинет, я покажу тебе карту, которую нарисовал в ту ночь, когда ты упал на землю. На ней показано предположительное расположение остальных падающих звёзд, если можно верить моим расчётам. Некоторые упали неподалёку, где-то в Нижнем Городе. Парочка рухнула дальше, в Дремучие Леса, да поможет им небо. И одна, последняя, залетела так далеко, что я не смог с точностью проследить её траекторию.

— Покажите же мне её, профессор! — взволнованно попросил Прутик. Он повернулся к своему подмастерью. — Мы отправимся на поиски всей команды, Каулквейп, чтобы воссоединиться… — Он остановился. — Быть может, они смогут рассказать мне что-нибудь о моём отце…

— Прутик, — строго сказал профессор, — отправляйся сам на эту охоту за падающими звёздами, если это так необходимо. А я вижу, это действительно необходимо. Но, неба ради, оставь паренька в безопасности, в Санктафраксе, здесь ему самое место.

Каулквейп вышел вперёд, взял Прутика за руку и посмотрел на профессора.

— Извините, профессор, — заявил он, — но я тоже дал обещание!

— Каулквейп, — тихо предупредил Прутик, — корзина скоро будет.- (Каулквейп оторвался от старого свитка, который изучал). — Подумать только, — улыбнулся Прутик, — мы собираемся начать трудные, если не сказать напрасные, поиски, а ты сидишь как ни в чём не бывало, уткнув нос в свой свиток.

— Извини, Прутик, — откликнулся Каулквейп. — Но этот свиток просто зачаровывает.

Прутик улыбнулся:

— Ты ведь просто сгораешь от нетерпения рассказать мне о нём, так что валяй.

— Это миф о Риверрайзе, проф… то есть Прутик, — взволнованно начал Каулквейп.

— Что, эта старая сказка? — хмыкнул Прутик. — Спельда, моя мать, или, точнее, лесная троллиха, которая воспитала меня как собственного сына, её рассказывала, когда я ещё пешком под стол ходил. — На его губах блуждала улыбка, а в глазах вспыхнул огонёк. — Однажды в бархатной темноте блеснула искра… — пробормотал он. — О, как сладко у меня сжималось сердце, когда она произносила эти слова! Из всего, что она рассказывала, миф о Риверрайзе всегда был самым любимым.

— Искра зажглась. И задули ветры. И заплакал ветер… — читал Каулквейп.

Прутик кивнул.

— И солнце улыбнулось. И прошла первая минута из всех минут, — произнесли они вместе.

— Ты знаешь его наизусть, — восхищённо произнёс Каулквейп.

— Миф о Риверрайзе рассказывается в каждом уголке Края, — сказал Прутик. — Я слышал его в пещерах сварливых трогов, я слышал его на борту «Громобоя» — версии разные, но в сущности всё одно и то же. То, что написано у тебя там, — классический вариант.

— Это многое объясняет, — заметил Каулквейп.

Прутик закрутил вокруг шеи концы шарфа.

— Иногда в старых легендах скрывается истина, — серьёзно сказал он.

— Так ты думаешь, где-то есть место, от которого всё началось? — спросил Каулквейп.

— А что если Мать Штормов ударила в самую высокую точку этой бесплодной нависающей скалы и там зародилась жизнь? — спросил Прутик.

— А почему бы и нет! Я видел много странного в Дремучих Лесах, в Сумеречных Лесах… — внезапно он замолчал.

— Что такое, Прутик? — озабоченно спросил Каулквейп.

Прутик напряжённо вглядывался в пустоту за Краем.

— Есть что-то такое, — прошептал он. — Я в этом уверен. Что-то, что не могу вспомнить. — Напряжение в его голосе росло. — Что-то, что я должен вспомнить…

— Прутик, — позвал его Каулквейп и кивнул в сторону, — корзинщик прибыл.

Не говоря больше ни слова, Прутик и Каулквейп полезли в корзину. Каулквейп дрожал от радости. Корзинщик, крохгоблин, отцепил верёвку и начал медленно, толчками, опускать их вниз с края воздушного города.

— Мрачноватая погодка стоит в последнее время, — заметил тот важно и вопросительно на них посмотрел. — Но уж не мне вам об этом говорить.

Похоже было, что он пытался узнать какие-нибудь новости. Как и все жители Нижнего Города, крохгоблин отчаянно хотел найти объяснение предательской погоде, обрушившейся на них в последнее время. Но Прутик ничего не сказал, и Каулквейп последовал его примеру.

Когда корзина опустилась, Прутик и Каулквейп сняли свои мантии, свернули и спрятали, чтобы путешествовать незамеченными. Запахи Нижнего Города усиливались, чем ниже они спускались. Острые запахи. Знакомые запахи: поджаривающиеся зёрна соснового кофе, топлёное масло из тильдера и липкий сладкий запах, которым многие пытались забить вонь от неисправной канализации.

И звуки! Грохот колёс из железного дерева по булыжникам мостовой, подтрунивание и подшучивание, вечная суматоха и лихорадочная суета.

Крохгоблин опустил корзину в квартале ремесленников — расползающейся во все стороны мешанине торговцев скобяными изделиями, кожевников и стеклодувов.