никуда и не уходил. Вокруг него бродили какие-то дикие люди, парень в рваных джинсах всего в нескольких шагах бил гитару с криком «Мы — лёд под ногами майора!». Кто-то включил телефон, чтобы послушать рэпера Хаски.

Аслан не подключался к этому звуковому ветру. Вообще ни к чему. Одной шестьдесят четвёртой, а может, даже сто двадцать восьмой частью соображения он интересовался у себя, не надо ли пойти искать Свету. Но доставка ответа не работала.

Какой-то высокий кудрявый дурень что-то у него спросил. Дёрнул Аслана за плечо, отшатнулся. Исчез. Появился другой. Потом никого. Надолго никого.

Наконец, какие-то — непонятно, сколько их было — схватили Аслана под руки и потащили неизвестно куда.

Аслан принял. Аслан снова закрыл глаза.

Змеиное молоко

Она некоторое время разглядывала его, когда он уже открыл глаза.

Сидит на краю кровати. Высокая, не длинные, но и не слишком короткие рыжие волосы, круглые очки. Сейчас разве такие носят? Или именно такие сейчас уже и носят? Чем-то похожа на старшую сестру отца. Вот только тётка рисовала себе густые брови.

— Я надеюсь, ты к нам уже совсем вернулся, — сказала она, спрыснув своё лицо школьного завуча суррогатом добродушия. — Меня зовут Женя.

Аслан, всё ещё очень медленно, поводил глазами по комнате и спросил себя: почему в больнице такой приличный потолок? Может, он попал в Институт проблем Севера? Не раз слышал, что там совсем другие палаты, не то что в «тысячекоечной».

Но почему нет других кроватей? И почему на стенах портреты?

Аслан постарался взобраться шеей-спиной по подушке, сжал-разжал руки — получилось, значит, они на месте. А ноги?

— Я мать Даши Лапиной, — сообщила гостья.

Он слышал это имя. Даша Лапина. Даша. Ну да, конечно, плачущая девочка, чуть старше Анюты. На суде к ней даже вызывали врача, потому что она начала задыхаться. Сказали — астма.

Аслан вспомнил. Аслан сжал зубы.

Рыжая — похоже, что хозяйка, — удовлетворённо кивнула.

— Соображаешь всё-таки.

Вздохнула, пересела на стул напротив Аслана и сразу как-то опала, уронила плечи.

— Ты быстро уехал, Аслан, — сказала она усталым голосом, — не ожидала от тебя. И сам расклеился, и подругу свою упустил.

Аслан дёрнулся, ещё раз огляделся.

— Светлана где?

— Пока не знаю. Но найдём.

— Зачем меня забрали?

— Затем, что ты хотел слишком дёшево разменяться. Я думаю, вместо этого ты можешь помочь нам. День подожди — и сам решишь, что дальше. Уехать успеешь. Давай пока короткий бриф, а поговорим завтра, я тоже устала. Значит так: ты в моём доме, это рядом с Удачным. Кроме нас с тобой, здесь другие родители — ты их видел в суде. Но с ними мы знакомы давно, а с тобой вот познакомились только сегодня. Ты слишком дичком держался всё время: даже в автосервисе твоём не знали, где ты живёшь, после того, как всё продал и съехал со съёма в Солонцах.

Аслан внимательно слушал, параллельно стараясь сообразить, сколько лет Жене, и кто она такая в этой жизни. В этом городе. Рядом с Удачным.

На вид лет 50, но очень ухоженная. Как жена владельца торгового центра. Аслана один раз просили посмотреть у такой машину. Но не любил таких он и раньше. Заочно. Ты им как будто всё время что-то должен.

И вот эта вот «Женя» тоже… понятно, что уж она-то Евгения Владиславовна. Может, Владимировна. Такой и погон не надо, они у неё на лбу нарисованы.

Хозяйка говорила про детей. Говорила «наши дети». Говорила «комитет защиты „Комитета“». Говорила «держим оборону».

— Ты попробовал с ними договориться, верно? — внезапно оборвав саму себя, спросила Женя.

Аслан кивнул.

— И ничего не вышло ведь?

Аслан ещё раз чуть наклонил подбородок.

— У тебя был хороший посредник, но он пропал.

— Зачем это? — поинтересовался Аслан.

— Затем, что я хочу знать, понимаешь ли ты, с кем имеешь дело, или нет. По-моему, ты ещё турист. Туристы, Аслан, путешествуют в лапы Зимнего прокурора сами, не видя, куда они протянуты.

— Я всё понимаю.

— Угу, — сказала Женя, — а вот это плохой симптом. Понимающий человек поинтересовался бы, что́ именно тут нужно понимать. И если ты находишься у меня, а не, например, я у тебя, значит, всё же недопонимаешь. В лучшем случае.

— Как скажете, — сказал Аслан.

— А вот это правильно. Тут в основном я и говорю. Продолжим позже. А пока есть одна серьёзная просьба, — Женя так проинтонировала, что сразу стало ясно: никакая это не просьба. — Отдай свой телефон. Потереть его надо.

Аслан молча смотрел, ожидая продолжения. Его не было.

— Всё понимающие люди отдают сами, — сказал он с самому себе непонятной интонацией — то ли утвердительно, то ли вопросительно.

— Угу, — снова отозвалась совой Женя. — Но чаще — вообще их не имеют. Я могла бы просто сказать, что при тебе не было телефона, или что ты его потерял во время поездки. Я этого не делаю. Хочу, чтобы отдал сам.

Телефон было не жалко. В нём не осталось ничего ценного: нужные номера он помнит наизусть, давно себя приучил. А от остального он и сам хотел избавиться, уезжая из города. Другое дело, кому всё это отдавать…

— Забирайте.

Аслан выложил на прикроватный столик серую кнопочную «Нокию». Женя её тут же цапнула, и трубка исчезла в складках её синего платья-балахона.

— Сам аппарат, может, и вернут — это решит Виталий, он у нас главный по этим тарелочкам. А вот контакты, симкарта — насовсем. Номер твоя подруга знает?

Аслан снова кивнул.

— Тогда тем более. Если она у прокурорских, надо подстраховаться.

Аслан промолчал. Если кто-то у прокурорских, то подстраховывайся, не подстраховывайся… Много стоят ваши подстраховки, если ваших детей всё ещё жрут там…

Аслан сжал голову руками и чуть не заорал.

— Ну-ну, — сказала Женя, — вместе справимся. С тобой мы станем ещё крепче.

Хорошо, что Аслан в этот момент поехал окружающим миром, а то бы он сказал — и про «справимся», и про «крепче».

— Когда отойдёшь, поговори с Виталием, — сказала Женя, поднимаясь. — Мне надо уехать ненадолго. Ты же не станешь делать ничего ненужного? Ну и хорошо.

Она ушла. Аслан какое-то время лежал, силясь нанизать одно на другое события прошедшего дня… дней?.. сколько времени вообще прошло? И завис на эпизоде с зарезанным Спартаком. Кто его и зачем? И пальцы. А лысый остался жив. Сдал хозяина?

Это были ненужные вопросы. Мы всё время задаём себе ненужные вопросы, вместо того, чтобы что-нибудь делать. Возможно, ещё более ненужное. Если дальше зачем-то есть жизнь,