и подумав, мать спросила не находил ли Андрей коричневой папки. Андрей ответил, что не видел, а даже если бы и видел, то не сказал бы. Развернувшись он ушёл в душ, а когда вернулся оттуда, мать уже сидела на кухне, перебирая какие-то бумаги.

— Завещание небось ищешь? — бросил ей Андрей, набирая в чайник воду.

Мать промолчала, не отвлекаясь от бумаг. Андрей поставил чайник на плиту и зажёг её. Мать подняла глаза, посмотрела сначала на Андрея, а потом на пятно над плитой.

— Ремонт сделать не хочешь? Мы бы денег дали.

— Для чего? Чтобы вы потом, когда дед откинется, эту квартиру продали и меня отсюда выперли?

— Что за ерунду ты городишь? Побойся бога.

Андрей поднял голову и уставился в потолок.

— Вроде молнией не ударило, значит бояться нечего.

Мать недовольно покачала головой. Андрей сел с ней рядом и начал просматривать бумаги. Ничего особенного там не было, какие-то квитанции, непонятные пожелтевшие договора, никак не связанные с квартирой и тому подобное. Отложив всё в сторону, Андрей посмотрел на чайник, поморщился, выключил плиту и ушёл с кухни. Завалившись на диван в комнате деда, он уставился в телефон. В комнату зашла мать и сложила все бумаги обратно в шкаф.

— Теперь о серьёзном, — она закрыла шкаф. — Ты в курсе, что Марина рассталась с Максом?

— Меня это мало интересует.

— А вот лучше бы поинтересовался. У них свадьба должна была быть через месяц, мы уже людей пригласили, в ресторан предоплату внесли. Хочешь сказать, что это никак не связано с твоим появлением?

— Я вообще ничего не хочу говорить, — Андрей помолчал. — Слушай, а расскажи, чего отец с дедом тогда так поссорились, что дед из секты этой их выписался?

— Это не твоего ума дела, сынок. Речь сейчас о другом. О том, что ты отравляешь жизнь не только свою, но и окружающих, своим приездом. С Максом вообще непонятно что происходит из-за этого. Замкнулся в себе, разговаривать не хочет ни с кем. Тебе его не жалко совсем?

— Это его выбор, чего мне его жалеть.

— Какой выбор?

— Сначала выбор девушки, а потом выбор того, как себя вести из-за того что они расстались. Можно ведь было предположить: вероятность того, что я «воскресну», имеется. Так же как и вероятность того, что у его девушки может что-то остаться ко мне. Он понимал риски. А если не понимал — значит дурак полный и поделом ему. Будет теперь знать и в следующий раз окажется умнее.

— Рассуждаешь как последний подлец. Неужели ты не хочешь, чтобы твои близкие были счастливы?

— За счёт моего несчастья?

— Все твои несчастья только за счёт тебя самого. И твоей дурости. Тебя никто отсюда не выгонял. Жил бы как жил. Поженились бы с ней, детей нарожали и жили бы как все. Чем плохо-то?

Андрей отвращёно покривился, а на вопрос чем ему это так противно ответил, что «как все — это слишком печально».

— Пойми, родительница ты моя дорогая. Это у вас квартирка, машинка, два кредитика, дом загородный и всё, жизнь удалась. А мне не по приколу это всё, понимаешь? Это скучно, серо, неинтересно. Я не хочу как вы, иначе я как отец стану, духи, пятьдесят баксов за флакон, форшмаком из селёдки закусывать. Сначала алкоголизм, потом цирроз, а потом умирать медленно и мучительно. Некрасиво это всё, не эстетично. Не звучит, я бы даже сказал. Ты же мне сама когда-то рассказывала, что актрисой стать хотела. Что тебе помешало? Ты ведь даже не попробовала, не рыпнулась с места ни на шаг. А вдруг бы получилось? На меня вы конечно все можете бочки катить, что вот мол, бросил всё как дурак, уехал, а потом приехал ни с чем. Но я-то по крайней мере попытался что-то сделать.

— То, что у тебя ничего не получилось это дело житейское, со всеми бывает. Да, конечно, молодец, попробовал мечты своей добиться. Но то, что ты своим приездом всё разрушаешь, ты не думал? Хорошо, приехал, в дом родной, это понятно, больше податься некуда. Ну так сидел бы смирно и не высовывался, строил бы свою жизнь отдельно. Что тебе мешает?

— Я и не высовываюсь. Оно само как-то ко мне всё липнет и липнет. Я отталкиваю, а оно лезет и лезет. Понимаешь?

Подумав, мать не нашла что ответить, и грустно вздохнула.

— У тебя тут живёт, что ли, кто-то? А то я в той комнате видела какое-то бельё нижнее женское разбросано.

— Квартирантку себе взял, надо же как-то зарабатывать.

— Работу бы себе лучше нашёл.

Мать ушла. Андрей заснул до глубокого вечера. Проснувшись он недолго думая пошёл на кухню.

«Юн ви дамур, ке льон сетэ жюрэ, э кю ле том а дезартикуле, жюр апре жюр…»1 напевал голос. Андрей сидел за кухонным столом, подпирая голову рукой. Рядом стояла кружка, которую он пытался пододвинуть к себе, но она не поддавалась. Как будто была приклеена. А когда он попробовал её отодвинуть, та легко поддалась и от толчка заскользила в его сторону.

— Заткнись на хуй! — Андрей не выдержал фальшивого пения.

— А ведь как красиво звучит, а? Ты, такой весь в трусах, стоишь в грязи, на фоне реки и она стоит поодаль, держит твои вещи. Её волосы развеваются на ветру, начинается дождь. Вы смотрите друг на друга, играет эта песня, и… И она уходит. Уходит навсегда, навеки, ты это понимаешь, ты бежишь за ней, догоняешь, хватаешь за руку, поворачиваешь к себе. Она вся мокрая, в слезах, мокрые волосы прилипли к лицу и губам, а ты не обращаешь внимания и впиваешься в эти губы, такие близкие, такие родные. На языке ты чувствуешь вкус её шампуня и лака для волос, но тебе плевать, это же её вкус…

— Хватит меня подъёбывать. Я не хочу разговаривать на эту тему. Она ушла, и всё на этом. Я этого и хотел, больше ничего не будет.

— А ведь очень надеешься что будет? — хитро заметил голос.

— Откуда тебе знать?

— Самого себя не обманывай, глупенький. Всё оттуда, откуда и все твои беды. Из башки твоей.

Андрей разозлился, схватил со стола кружку и попытался бросить в пятно. Кружка осталась в руке, как будто бы её кинули Андрею обратно и он её поймал. Тогда, Андрей замахнулся. Кружка, вылетела у него из руки, как из пращи, и угодила прямо в пятно, разлетевшись на осколки.

— А вот драться — это хулиганство, — заявил голос. Один из рукавов галактики, медленно подобрался к Андрею и с