и сосновые шишки. А иногда в октябре они ещё находили грибы — опята, рыжики и сыроежки. Не будет ли и теперь ещё грибов? Было ведь достаточно тепло…

Когда добрались до верхушки торфяника, Юро придержал волов.

— Разгружайте, приехали!

В узком месте они перекинули брусья через Чёрную воду и хорошо закрепили их кольями. Затем стали пригонять доску за доской, одну за другой, длинными сторонами, так что они составили дорожку, и Сташко просунул под них длинную деревяшку, чтобы они не провисали или не утонули в заболоченном месте. Но расстояние от края мостков до торфяника было длиннее, чем рассчитывали. Юро вызвался привезти недостающие доски, но Сташко объявил, что в этом нет нужды. Он отломал ветку от ближайшей берёзы, затем прошагал по дорожке для тачки, ударяя в такт колдовским заклинаниям веткой по доскам. Тут они начали растягиваться и придвинулись вплотную к торфянику.

Крабат был ошеломлён.

— Вот интересно, — воскликнул он, — для чего мы тогда вообще ещё работаем, когда можно просто наколдовать всё, что мы должны делать своими руками!

— Конечно, — сказал Тонда. — Но как думаешь, как скоро ты будешь сыт такой жизнью по горло! Без работы — на долгий срок так не пойдёт, если только не хочешь рано или поздно опуститься на самое дно.

На краю торфяника стоял сарай для досок, здесь были сложены для просушки кирпичи торфа с прошлого года. Парни возили их на тачках к телеге, а там Юро укладывал их на повозку. Когда та была нагружена, он вскарабкался на козлы, крикнул «Ннооо!», и волы неторопливо потащились прочь, к мельнице.

Время до его возвращения Тонда, Сташко и Крабат употребили на то, чтобы перенести наколотый летом торф в сарай и сложить там горками. Им не нужно было торопиться с этим, и у парнишки возникла одна мысль.

Он спросил старшего подмастерья и Сташко, не разрешат ли они ему ненадолго уйти.

— Куда?

— По грибы. Вы только посвистите, и я тут же вернусь.

— Если считаешь, что можешь что-нибудь найти…

Тонда был согласен, и Сташко тоже.

— Надеюсь, — воскликнул он, — длинный нож у тебя есть!

— Если б у меня был, я бы взял его с собой, — заметил Крабат.

— Тогда одолжу тебе свой, — сказал старший подмастерье. — Вот — и не потеряй его!

Он показал Крабату, как, нажав шпенёк на ручке, открыть нож. Лезвие выпрыгнуло с щелчком, оно было почерневшим, как если бы Тонда подержал его над фитилём горящей свечи.

— Теперь ты! — с этими словами он снова сложил нож и дал его мальчику. — Давай посмотрим, справишься ли ты с ним!

Когда Крабат дал лезвию выскочить, оно было блестящим, обычного цвета.

— Что-то не так? — спросил Сташко.

— Н-нет, — сказал Крабат. Ему, должно быть, померещилось.

— Так иди же! — поторопил его Тонда. — Иначе господа грибы учуют, чем дело пахнет, и дёру дадут от тебя.

* * *

Четыре дня провели они на торфянике, четыре раза ходил Крабат по грибы. Однако не нашёл ничего, кроме нескольких перезревших подберёзовиков, коричневых и жёстких.

— Не грусти, — сказал Сташко. — В такое позднее время года не стоило ожидать, что ты что-то найдёшь — разве что тебе бы чуть-чуть помогли…

Он проговорил колдовское заклинание, он повернулся семь раз вокруг себя, расставив руки в стороны, — и на торфянике выросло грибов семьдесят, наверно. Как кротовые холмики, торчали они из земли, шляпка к шляпке, выстроившись в кольцо на манер ведьминых кругов: белые, подосиновики, маслята, подберёзовики и моховики, все одинаково крепкие и свежие.

— О! — изумился Крабат. — Такому колдовству ты меня должен научить, Сташко!

Он выхватил нож, хотел броситься к грибам, чтобы собрать их. Они же, не успел Крабат к ним притронуться, съёжились и ускользнули обратно в землю, шустро, будто их потянули за нитки.

— Стойте! — крикнул парнишка. — Стойте же!

Но грибы ушли и уже больше не появлялись.

— Не грусти, — сказал Сташко ещё раз. — Такие наколдованные на месте грибы горькие как желчь, ими ты разве что попортишь желудок. В прошлом году мне едва не хватило, чтобы околеть.

* * *

Вечером четвёртого дня Сташко вместе с Юро поехал домой, на последней повозке с торфом, в то время как Тонда и Крабат возвращались к мельнице пешком, выбрав короткий путь, который вёл их через болото напрямик. Над торфяными ямами и трясиной курился первый туман.

Мальчик был рад, когда они наконец вышли на твёрдую почву, это было поблизости от Пустоши.

Теперь они уже могли идти рядом друг с другом. Это были края, которых парни с мельницы сторонились, но по какой причине — было Крабату неизвестно. Ему припомнился сон о своём побеге. Не было ли там чего-то с Тондой — с каким-то местом здесь рядом, где они похоронили старшего подмастерья?

Но Тонда, слава богу, шёл рядом с ним, он был жив.

— Я хочу тебе кое-что подарить, Крабат, — старший подмастерье вытащил свой складной нож из кармана. — На память.

— Ты что, нас покинешь? — спросил мальчик.

— Возможно, — сказал Тонда.

— Но Мастер! Подумать не могу, что он тебя отпустит.

— Случается иной раз, о чём иные и подумать не могут, — сказал Тонда.

— Ты не смеешь так говорить! — крикнул Крабат. — Останься ради меня! Я не представляю себе мельницу без тебя.

— Иное в жизни, — сказал старший подмастерье, — иные не могут себе и представить, Крабат. К этому нужно быть готовым.

Пустошь была открытым четырёхугольником, едва ли больше гумна, по краю её росли изломанные сосны. Парнишка различил в сумеречном свете ряд продолговатых плоских холмиков: как могилы на заброшенном кладбище, заросшем вереском, неухоженном, без крестов и камней — чьи только могилы?

Тонда остановился.

— Возьми же, — сказал