– Куда я попала? – рыжеволосая покрылась испариной.

– На кастинг эротического шоу-мюзикла «Снегурочка в плену у семи богатырей».

Рыжую как ветром сдуло. Через пару минут уносила ноги и толстушка.

В четверть второго, с пятнадцатиминутным опозданием, в помещении появились трое: седовласый старик – Павел Сергеевич, длинноногая шатенка Оля и пузатый господин – Юрий Игнатович.

Растерянная Елена хлопала ресницами и, кивнув в сторону Розалии и компании, тихо прошептала:

– Это все, что осталось.

Подружки, склонив головы, мило улыбались.

– Отменить к чертям! – взвизгнула Ольга.

– Поддерживаю, – пробасил Юрий.

– Ни в коем случае, – хорошо поставленным голосом заявил Глебов. – Дамы, прошу, следуйте за нами.

Всех провели в пеналообразную комнату, где Павел Сергеевич, откашлявшись, поинтересовался возрастом Снегурок.

– Семьдесят, – ответила Венера.

– Пятьдесят семь, – не моргнув глазом соврала Ирма Моисеевна.

– Сорок шесть, – подытожила Розалия. – Будет в апреле.

Затем она, не дав троице опомниться, взяла своих престарелых подруг за руки и скомандовала:

– Девочки, не подведите!

Комната заполнилась пением.

– «Хорошие девчата, заветные подруги, приветливые лица, огоньки веселых глаз!.. Лишь мы затянем песню, как все скворцы в округе голосами своими поддерживают нас…» – выводили Снегурки.

Глебов онемел, а Розалия вошла в раж.

– Конечно, не хватает минусовочки, но, по-моему, и так неплохо. А? Что скажете? Это еще не все, у нас есть и сольные номера. Венерка, действуй.

Венера Александровна отделилась от подруг и голосом, которым обычно деревенские старухи поют на лавочках, заголосила:

– «Ка-а-ак хоте-е-ла меня мать да-а за пе-ервого отдать! А тот первый – ох, да неверный, ой, не отдай меня мать… Мать… Мать…»

Спеть Ирме Моисеевне помешала реплика Юрия Игнатовича:

– Новости утром никто не смотрел? Из клиники не сбегали три душевнобольные тетеньки?

– Я смотрела, – подала голос Венера. – Ничего такого не передавали.

Павлу Сергеевичу выпала честь объяснить пенсионеркам, что к его большому – просто огромному! – сожалению им придется отказать от роли.

Понурые Ирма с Венерой вышли, а Розалия, к столь же большому удивлению Катки, захлопала в ладоши.

– Йес! Все идет по плану!

– Простите, что?

– Не обращайте внимания, просто я сама подбирала подругам репертуар, изначально зная, что вам он не понравится.

Катарина отшатнулась.

– Так вы специально…

– Именно! Дружба дружбой, а в шоу-бизнес входят по одному. Я права?

– Но вы тоже нам не подходите, – резанул Глебов.

– Котенок, ты же не видел моего сольника. Уверяю, ничего общего с этими деревенскими мотивами он не имеет. Кстати, у вас здесь нет шеста?

Ольга припала губами к стакану с водой. Юрий Игнатович начал обмахиваться тонкой папкой.

– Дело не в вашем репертуаре, – миролюбиво вещал Глебов. – Вы очень, повторяю, очень артистичная женщина. Более того, эффектная, грациозная, сексуальная…

– Так какого хрена вам надо?

– Меня не устраивает ваш рост.

– Что?

– Моя покойная супруга, которая хотела играть роль Снегурочки, была женщиной миниатюрной. Рост ее едва дотягивал до отметки сто шестьдесят сантиметров.

– А вы, даже если с вас каблуки снять, все равно на дециметр выше будете, – прикинула на глаз Ольга.

– Значит, мой рост не угодил?

– Не сердитесь, но таковы мои условия. Рост – основной критерий, по которому я буду отбирать претенденток.

Свекрища приблизилась к Глебову вплотную. Его глаза оказались на уровне ее бюста.

– Ладно, дед, тебе твой фортель боком выйдет. Не хотела я сюда тащиться, так невестка настояла. Ну ничего, вы обо мне еще услышите, на коленях приползете.

Дернув Катку за руку, свекровь прошипела:

– Пошли отсюда. Меня мутит от одного вида этого старпера.

Не рискуя попасть в немилость к Розалии, Копейкина держала рот на замке.

Прежде чем сесть в машину, свекровь осмотрелась по сторонам. Заметив вылезающего из «Лексуса» грузного мужика в дорогой дубленке, она бросилась к нему.

– Зайчик, птенчик, не одолжишь сотовый на пару секунд? Здесь женщине плохо с сердцем, надо вызвать «Скорую».

Не ожидая подвоха, мужик протянул мобильник. Пока он вытаскивал из салона многочисленные пакеты с покупками, Розалия Станиславовна, набрав «ноль два», возвестила:

– В здании номер… по улице… заложена бомба. Рванет через тридцать минут. Поторопитесь.

Отсоединившись, она вернула телефон законному владельцу.

– Спасибо, котик. Целую крепко, три раза.

Усевшись на переднее сиденье «Фиата», она проорала:

– Ката, дави на газ! Делаем ноги!

Руфина Маратовна долго держала платок у глаз, прежде чем с ее ярко накрашенных уст слетели едва слышные слова:

– Как же все неправдоподобно и нелепо. Вы себе даже не представляете, в каком шоке я пребывала после вашего звонка. Как ножом по сердцу резанули.

– Вы дружили с Савушкиной?

– Дружили? – Полякова горько усмехнулась. – Да мы считались лучшими подружками – всегда вместе, всегда рядом. Аллочка была очень, очень жизнерадостным человеком. А как любила праздники! Ее дом всегда был открыт для гостей! Многим не по душе, когда в квартире постоянно шум-гам и суета, а Алла обожала устраивать ужины. Приходили все: и друзья, и знакомые, и соседи. До поры до времени…

– Она всегда любила выпить?

– Ни капли в рот не брала. Ни капельки! Пила исключительно соки или компоты.

– Руфина Маратовна, мы с вами говорим об одном человеке или о разных? Алла Денисовна Савушкина была известной выпивохой, не упускающей мало-мальскую возможность опустошить бутылочку.

– Выпивоха… – передразнила Полякова. – Да что вы о ней знаете, об Аллочке-то? О ее жизни, личной драме, всевозможных передрягах? Ничего. Поэтому не гневите бога. Ибо сказано: не судите, да не судимы будете.

– Я никого не осуждаю. И вы совершенно правы, о Савушкиной мне известно лишь то, что она жила в коммуналке, соседствуя с моими знакомыми – четой Клюевых. Нигде не работала, пила и, как мне кажется, влачила жалкое существование.

– С недавних пор, – повторила Руфина. – В ту убогую комнатушку, которую язык не поворачивается назвать жилищем, Алла перебралась из шикарных шестикомнатных апартаментов.