Собранные венским анатомом Джозефом Хиртлем по всей Центральной и Восточной Европе, эти черепа принадлежали проституткам, солдатам, детям, кальвинистам, словакам, ворам. Описание каждого экземпляра было коротким. Из Моравии, семнадцатилетний помощник башмачника. Из Пармы, четырнадцатилетний подросток, умерший после небрежной ампутации. Из Неаполя, рыбак. Из Далмации, идиот.

Для тех, кто знаком с анатомической терминологией, здесь порой попадалось больше информации: «Поперечное углубление от расположенного наискось правого надглазничного отверстия. Дефекты зубной эмали. Умеренное почернение. Маленький череп, короткое лицо», — но для большинства людей черепа были всего лишь упырями, которые оставили свои лица в могилах.

Фрэнк заходил в музей Мюттера так часто, как мог — хоть на пятнадцать минут, хоть на час, — чтобы сравнить то, что есть у него в студии, с тем, что было на стене. Он пытался найти сходство. Как сравнивать продолговатый череп с круглым? Есть ли у них общие характеристики? Где можно быстро найти большие глазные впадины? Или тяжелые челюсти? Имеет ли размер носового отверстия какое-либо отношение к скулам или челюстям? В процессе сравнивания и изучения он стал замечать фрагменты лиц на черепах.

Фрэнк пытался пользоваться терминами, которые выучил в офисе судмедэксперта, — носовое отверстие (грушевидной формы отверстие на лице, где должны находиться кости и хрящи носа), носовая кость (небольшая кость в верхней части носа, а при отсутствии хрящей единственное указание на форму носа), зигоматичная кость (верхняя часть скул).

Сегодня он сосредоточился на носах. У одного «бандита», умершего в неаполитанской тюрьме, была квадратная голова и нос, который, судя по носовой кости, был длинным и прямым. Каменщик из Ломбардии имел кривой нос. Голова венецианского моряка была более круглой, но носовая кость торчала вперед и загибалась вниз: это означало, что он, вероятно, имел орлиный нос.

В середине третьего ряда Фрэнк заметил череп, слегка похожий на череп моряка с «Коринфа». Принадлежавший солдату из Далмации, он имел прогнатизм (неправильный прикус) на нижней челюсти. Носовая кость была обращена вверх и выходила под острым углом, что позволяло предположить маленький нос. Его череп был немного шире, чем находящиеся рядом, а надбровные дуги выступали сильнее.

В музее появилась стайка школьников. Они направились прямо к мыльной даме, выставленной слева от черепов.

— В один прекрасный день и ты так будешь выглядеть, — хихикнула одна девочка другой.

Фрэнк тоже рассмеялся.

Храня в голове более четкий образ того, как должен выглядеть моряк, он вышел из музея и поехал к себе в студию.

Фрэнк стал вести двойную жизнь: днем был фотографом и делал рекламные снимки для агентств, таких как «Спиро» и «Эйткин Кинет», ночью работал над головами.

За два года, прошедшие после реконструкции лица Анны Дюваль, четвертый этаж здания на Арч-стрит, где он устроил студию, превратился в художественную общину. Он получил этот чердак бесплатно, когда работал фотографом в «Фараган студиос», которая находилась двумя этажами ниже.

Поскольку здание располагалось не в очень безопасной части города, владельцу, Геркулесу Мембрино, пришлась по душе идея, чтобы там сверхурочно кто-нибудь находился. Когда Фрэнк ушел из «Фараган» и стал работать только на себя, он начал оплачивать арендную плату. Там было так просторно, что несколько друзей-художников из академии тоже захотели въехать туда. Мембрино идея не понравилась.

— Больше никаких художников, — буркнул он. — Художники организовывают вечеринки и употребляют наркотики.

Но в скором времени он сдался, и несколько человек въехали в помещение: Том Эвинг и Маргарет Феррари, которые помогали раскрашивать «дело номер 5233», а также Пола Лисак, Брюс Самуэлсон, Ракел Хиггинс и Рас Видер. Все они работали в разное время, и количество комнат, которые они занимали, зависело от рода деятельности — лепка, макраме, станковая живопись. У кого большие полотна, обычно выгораживали себе рабочее место проволочной сеткой в центральной части помещения.

Фрэнк занимал комнату в передней части дома, окном выходящей на церковь Сент-Чарлз. Коллеги, зная об увлечении Фрэнка судебной медициной, порой заглядывали к нему посмотреть, над чем он работает. Когда Фрэнк не мог сразу подступиться к черепу, он оставлял его в холодильнике на кухне. Феррари как-то, и такое время от времени случалось, по ошибке достала оттуда пакет, полагая, что это ее ленч, открыла и обнаружила череп.

— Фрэнк! — завопила она.

Он прибежал из студии, но, увидев ужас на лице Маргарет, расхохотался.

— Я предупреждал, что кладу сюда головы, — выдавил он, откашлявшись. — Кроме того, это мой холодильник.

Фрэнку такое сходило с рук, потому что жуть жутью, но все понимали, что это ради хорошего дела. Еще ему нравилось, когда его считали судебным художником, и он частенько старался выглядеть потаинственнее, но всегда первым признавал, что имеет мало опыта. Он обработал пять голов и помог опознать Анну Дюваль. Что касается мужчины, которого нашли повешенным в Уайтмарш, бюст всего лишь подтвердил предварительное опознание родственниками. Он завершил работу над бюстом моряка с «Коринфа» несколько месяцев назад, но никто не обращался к нему с очередным черепом.

Между тем у него был крупный фотозаказ. Филадельфия недавно выиграла Мировую серию, и в честь лучшего подающего «Филлис» Тага Макгроу дизельный буксир времен Второй мировой войны назвали его именем. «Голубой Крест» нанял Фрэнка, чтобы тот полетал над рекой Делавэр и поснимал судно, которое по такому случаю выкрасили в бело-голубые цвета.

В тот день, когда Фрэнк сдал последние фотографии, ему позвонил следователь Герри Уайт и попросил подъехать на Юниверсити-авеню. У них имелась белая женщина, которая, вероятно, была убита. Тело обнаружили в подвале дома в северной Филадельфии.

Обычно Фрэнк не интересовался деталями происшествия до приезда в офис судмедэксперта, но на этот раз что-то заставило его спросить. Когда он услышал, что труп нашли в доме номер 2526 по Норт-Лейтгоу-стрит, он замер. Это через два дома от того места, где он вырос.

Фрэнк родился в 1941 году в доме номер 2520 по Норт-Лейтгоу-стрит, тогда этот район был больше известен как Вест-Кенсингтон. Район «голубых воротничков» располагался так близко к фабричному району, где работали местные жители, что ароматы джемов и виноградного желе перемешивались на улицах с запахами кожи, свечного воска и специй.

Его отец, Фрэнк-старший, побывал на войне — сражался на Окинаве и Иво-Дзиме. Он писал семье почти еженедельно, и всегда внизу каждого письма не забывал нарисовать поезд.

У Фрэнка развилась страсть к поездам, а по возвращении отца — и к оружию. Фрэнк-старший брал сына на рыбалку и рассказывал, как таскал тяжелую автоматическую винтовку Браунинга по песчаным пляжам Иво-Дзимы, и это подвигло Фрэнка учиться стрелять. У него уже была малокалиберная винтовка, которую он нашел в подвале — дед сказал ему и его двоюродному брату, что не помнит, куда ее положил.