Иногда приходится слышать, что Маннергейм был патриотом России и именно поэтому – непримиримым противником большевизма. «В этой кровавой войне для меня русский человек одно, а большевики с их политруками – совершенно иное», – писал сам маршал. Однако насколько приемлема такая позиция?

Тот же самый Мединский неоднократно подчеркивал, что российская история едина и Советский Союз – ее неотъемлемая часть. В соответствии с этой логикой получается, что, выступая против большевизма, Маннергейм объективно выступал против России. И посвященная ему мемориальная доска в этой связи кажется еще более сомнительным предприятием. Пресловутый генерал Власов тоже мог считать, что борется против Сталина, а не против своей страны – однако почему-то в Министерстве культуры это не считают достаточным основанием для того, чтобы увековечить его память.

Или уже считают?

Пожалуй, ни один другой период в деятельности Маннергейма не окружен легендами до такой степени, как годы Великой Отечественной войны. Очень часто его, главнокомандующего армией, воевавшей против Советского Союза, называют едва ли не союзником русских. Дескать, именно он спас Ленинград и его жителей. Правда, это «спасение» почему-то обернулось массовой гибелью жителей блокадного города (по разным оценкам, от 700 тысяч до 1,5 миллиона человек). Но об этом по какой-то причине предпочитают не вспоминать.

Вот что об этом пишет все тот же министр культуры Мединский в своей недавней статье для «Российской газеты»:

«Итак, Маннергейм по факту:

– отказался участвовать в штурме Ленинграда, дойдя до старой, 1940 г., границы (в отдельных местах перейдя ее на глубину до 20 км) на реке Сестре осенью 1941 года, когда судьба города висела на волоске;

– отказался пропустить немцев для удара по городу с севера;

– не обстреливал Ленинград с Карельского перешейка. Д. Гранин: „Финны со своей стороны обстрел города не производили, и, несмотря на требование Гитлера, Маннергейм запретил обстреливать Ленинград из орудий“. Отсюда и знаменитые таблички на улицах Ленинграда времен блокады: „При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна“. То есть снаряд мог прилететь только от немецких позиций;

– дважды, осенью 1941 года и осенью 1942 года, отказывался от синхронного с немцами наступления на юг от Свири, чтобы замкнуть сухопутное кольцо блокады; фактически вялые действия финнов позволили держать „Дорогу жизни“ по Ладожскому озеру».

С этими «фактами» нам и предстоит разобраться. Разобраться, опираясь на сухие исторические документы, а не на слова «камертона совести города на Неве» (так Мединский назвал Гранина), который, безусловно, является большим экспертом в области финской дальнобойной артиллерии.

Но сперва зададимся другим вопросом: как вообще случилось, что летом 1941 года финны вместе с немцами начали войну против Советского Союза? Находятся люди, утверждающие, что виновата в этом только Москва, а финское руководство и лично Маннергейм изо всех сил старались сохранить мир. Нет ничего более далекого от реальности, чем подобные легенды. Финны самым активным образом готовились связать свою судьбу с Гитлером и не только вернуть потерянное в «зимней войне», но и оторвать от восточного соседа куски пожирнее.

Начнем с самого начала. Как известно, весной 1940 года советско-финская война завершилась однозначной победой Советского Союза. Надежда на англичан и французов не оправдалась, осудив Сталина и отправив некоторую материальную помощь, они тем не менее особо не спешили вмешиваться силой оружия. Гитлер и вовсе заявил, что надо было договариваться с Москвой тогда, когда были предложены умеренные условия, а теперь пусть финны пеняют на самих себя. Положа руку на сердце, в этом он был абсолютно прав. В результате войны Финляндия утратила весь Карельский перешеек с Выборгом и была вынуждена сдать Советскому Союзу в аренду полуостров Ханко. Фактически финны потеряли гораздо больше, чем требовала от них Москва предыдущей осенью. Плата за тупое упрямство Маннергейма и других руководителей страны оказалась очень высокой.

Возможно, Сталин в 1939 году хотел захватить Финляндию, и только героическое сопротивление финнов спасло маленькую гордую страну от неминуемого поглощения? Такую версию пропагандировал сам Маннергейм в конце своей жизни. Не отставали от него и другие финские политики. Оно и понятно: признать, что они довели дело до войны только ради того, чтобы не идти ни на какой компромисс с Москвой, было смерти подобно. Гораздо выгоднее было бы изобразить дело так, словно над страной нависала угроза полной потери своего суверенитета.

В реальности пока не найдены серьезные документальные подтверждения существования такой угрозы. Советские документы, в том числе сугубо внутренняя секретная переписка, рисуют совершенно иную картину. Александр Оганович Чубарьян, один из крупнейших специалистов по международным отношениям 1930-х годов, приводит содержание одной из записок 1938 года по «финскому вопросу». В ней говорится о том, что «создается реальная обстановка для нейтрализации немецкого влияния и вовлечения Финляндии в орбиту интересов Советского Союза, и предлагается следующий план действий. Мы даем финнам гарантию неприкосновенности Финляндии в ее теперешних границах; снабжаем ее вооружением и материально техническими средствами, необходимыми для укрепления тех стратегических пунктов, которые являются наиболее уязвимыми с точки зрения действий германского воздушного и морского флотов, и расширяем торговый оборот (в том числе и в сельскохозяйственной сфере). Взамен мы требуем заключения с Советским Союзом пакта о взаимной помощи, поддержку Финляндией позиций СССР в международных вопросах и реальных гарантий военного характера (которые могут быть разработаны НКИД и Генштабом). (…) На документе имеются пометки Сталина, из которых наиболее интересно предложение добавить к нашим гарантиям невмешательство во внутренние дела Финляндии». Действительно, в 1938 году, когда прошел первый раунд переговоров, о каком-либо вмешательстве во внутренние дела Финляндии в Москве не могли и мечтать.

Может быть, подобные планы появились после заключения пакта с немцами? В своей статье о советско-финских отношениях Николай Иванович Барышников пишет: «Существует предположение, что Сталин намеревался с помощью требуемых у Балтии и Финляндии баз отодвинуть границы Советского Союза до линии границ России 1914 г. или Петра Великого. Известно, что советское государство лелеяло идею о распространении мировой революции и что действия Сталина в 1939 г. также нацеливались на получение желаемых позиций для продвижения как можно дальше на запад, когда мировая война истощит крупные европейские державы. Следует, однако, отметить, что условий для осуществления таких замыслов в октябре 1939 г. еще не было». Да и сам характер советских условий показывает: основной целью Москвы было обеспечить безопасность своей страны, а не захватывать Финляндию.

Может быть, тяжелое поражение показало финскому руководству, что политику по отношению к восточному соседу надо менять? Ни в малейшей степени. Отношения между двумя странами оставались крайне напряженными. Являлся ли Маннергейм одним из авторов этого курса? Безусловно, да. Военное положение в Финляндии так и не было отменено, и Маннергейм оставался самым влиятельным человеком в государстве. «В Финляндии есть два правительства: правительство в Хельсинки, власть которого кончается на восточной окраине столицы; после этого есть только Маннергейм», – отмечал один из министров. Финская политика следующих лет была в первую очередь политикой маршала. И направлена она была в значительной степени на подготовку нового конфликта.