А в реальности практически сразу же после возвращения из Берлина Маннергейм распорядился активизировать деятельность финского военного представительства в Германии. Маршал старался тщательно избегать односторонней ориентации на одну из европейских держав, однако финско-германские связи стали стремительно укрепляться. В 1935 году Геринг пригласил Маннергейма на охоту в Роминтен в Восточной Пруссии. Эти знаменитые охотничьи угодья ценились еще германским императором Вильгельмом II. Дни пролетели незаметно, Маннергейм чувствовал себя в близкой и родной для него среде европейской аристократии.

В своих мемуарах маршал описывал беседу с английским королем, состоявшуюся в 1936 году: «Король перевел разговор на проблемы Германии, спросил, был ли я там недавно и как я оцениваю развитие событий. Я заметил, что, какого бы мнения ни придерживались о национал-социализме, нельзя отрицать одного обстоятельства: он покончил с коммунизмом в Германии на пользу всей западной культуре. Король сказал, что придерживается того же мнения, а я, продолжив беседу, заметил, что нельзя поддаваться чувствам при оценке отношений к этой стране. Наступит день, когда национал-социалистическое руководство будет заменено другой системой, но несомненный факт останется неизменным: власть немецких коммунистов уничтожена. Король заявил, что считает коммунизм опасностью для всего мира». Какая прекрасная гармония! Как и многие западные политики, Маннергейм искренне считал, что нацисты лучше большевиков и уничтожение «коммунизма» – та заслуга, благодаря которой им можно простить все их недостатки. Не стоит давать этому слишком резкую оценку; он был «пособником Гитлера» не в большей, но и не в меньшей степени, чем другие представители тогдашней политической и военной элиты демократических европейских стран. Однако, думается, при установке мемориальной доски эту позицию маршала стоило бы учесть. Однако, как мы уже выяснили, мемуары тоже можно читать весьма избирательно.

Третий «охотничий» визит Маннергейма в Германию состоялся в 1937 году и также оказался весьма успешным. Радушный Геринг не только развлекал своего гостя, но и вел с ним серьезные политические беседы. Оба согласились в том, что большевизм крайне опасен, а Советский Союз наращивает свои силы. Военное сотрудничество набирало обороты – летом 1937 года Хельсинки демонстративно посетила большая группа германских подлодок. Это было явственным символом если не союза, то политического сближения двух стран.

«Очарованный приемами, охваченный охотничьим азартом, Маннергейм еще не знал, какие программы готовит Геринг по созданию лагерей смерти и систем принудительного труда граждан тех стран, которые в недалеком будущем оккупирует Германия. Вскоре фельдмаршал все понял и свел контакты с Герингом до необходимого государственного минимума», – пишет российский биограф фельдмаршала Леонид Власов. Фразу «я ничего не знал, а когда узнал, то сразу возмутился» в отношении гитлеровских преступлений после войны использовали многие из тех, кого обвиняли в пособничестве нацизму. На самом деле Маннергейму было глубоко неинтересно, какую внутреннюю политику проводит Гитлер. Все, что его интересовало, – готов ли Третий рейх помогать Финляндии в борьбе с коммунизмом. И здесь, безусловно, между маршалом и нацистами была прочная основа для сближения.

Тут еще важно вспомнить, что все это происходило на фоне обострения европейского кризиса. Германия открыто сбрасывала с себя ограничения, установленные Версальским договором. В 1938 году немцы присоединили Австрию, а затем (с согласия англичан и французов) – западные районы Чехословакии. Только из Москвы звучали призывы дать отпор фашистской агрессии. Но эти идеи не встречали на Западе, в том числе в Финляндии, ни понимания, ни согласия. Гитлер, даже сбросивший маску, был для многих по-прежнему милее Сталина.

Маннергейм понимал, что европейская война становится все более вероятной. На чьей стороне он собирался оказаться в этой войне? Мы можем точно сказать одно: маршал готовился воевать в первую очередь против Советского Союза. Осенью 1938 года он потребовал от правительства принятия неотложных мер по подготовке к обороне, а несколько месяцев спустя даже пригрозил уйти в отставку в том случае, если его голос не будет услышан.

В Москве международная ситуация тоже вызывала растущую озабоченность. Явное потакание Гитлеру со стороны англичан и французов тревожило советское руководство, опасавшееся, что капиталистические державы устроят совместный поход на СССР. В этой ситуации позиция соседних государств приобретала исключительную важность. Весной 1938 года советское руководство предложило финнам подписать соглашение, которое гарантировало бы, что финская территория не будет использована немцами как плацдарм для нападения на СССР. В своих мемуарах Маннергейм уделил этим переговорам большое внимание, стремясь представить дело так, будто виновницей их срыва являлась в первую очередь советская сторона:

«14 апреля второй секретарь советского посольства в Хельсинки Ярцев попросил срочной встречи для беседы с министром иностранных дел Холсти. Министр принял его в тот же день, и Ярцев сказал, что он получил от своего правительства широкие полномочия на переговоры о достижении большего взаимопонимания между Финляндией и Советским Союзом. СССР, заявил Ярцев, хотел бы уважать независимость и территориальную неприкосновенность Финляндии, но в Советском Союзе уверены, что Германия разрабатывает планы нападения на СССР, в которые входит высадка войск в Финляндии и дальнейшее продвижение их на восток. Как Финляндия относится к таким наступательным действиям? Если Германии будет дано разрешение на использование территории Финляндии для нападения на Советский Союз, то СССР не станет ждать, а выдвинет свои войска столь далеко на запад, насколько это окажется возможным, и Финляндия превратится в театр военных действий. Если же Финляндия, наоборот, займет позицию, препятствующую высадке немецких войск, то СССР будет готов предложить нам всю возможную военную и экономическую помощь и возьмет на себя обязательство по окончании войны вывести свои войска.

Далее Ярцев заявил, что его правительству известны намерения финляндских фашиствующих элементов (в случае, если финское правительство отнесется отрицательно к немецким планам) захватить власть и сформировать новое правительство, которое согласилось бы поддержать намерения Германии. Советское правительство хотело бы получить гарантии того, что Финляндия в случае войны не станет поддерживать Германию в борьбе против СССР. На вопрос, что собой представляют эти гарантии, министр ответа не получил. В конце беседы Ярцев попросил, чтобы по этому вопросу разговаривали только с ним одним.

Переговоры с Ярцевым продолжались в течение весны и лета. Советская сторона не выдвигала никаких конкретных предложений. 11 августа российскому дипломату вручили следующий проект договора между Финляндией и Советским Союзом: „Правительство Финляндии, придерживающееся нейтралитета северных стран, не позволит нарушить территориальную неприкосновенность Финляндии, а также не допустит, чтобы постороннее великое государство использовало бы территорию Финляндии для нападения на Советский Союз. Советское правительство, заверяя, что будет уважать территориальную неприкосновенность Финляндии в любой ее части, не будет противиться тому, что Финляндия уже в мирное время приступит к таким военным мероприятиям на Аландских островах, которые обусловливает территориальная неприкосновенность Финляндии и полный, наиболее возможный нейтралитет Аландского архипелага“. Правительство Финляндии, естественно, хотело получить согласие Советского Союза на мероприятия, направленные на обеспечение нейтралитета Аландов, о котором с начала года велись переговоры между Финляндией и Швецией. Ждать ответа долго не пришлось.