общине красной России двадцатых годов, а также в коммунах хиппи семидесятых окончились провалом. Ревность является сильным творческим импульсом, ибо в ней содержится глубочайшая страсть, желание преодолеть разъединение, поиски своего собственного «ребра» или своей собственной «грудной клетки».

В новом веке, безусловно, увеличится число однополых браков. Мастурбирующая порнокультура во многом себя исчерпает и даже вызовет своеобразную асексуальность.

10. Назовите (в порядке значимости) основные источники человеческой радости в новом столетии: а) хорошая семья, б) творческие достижения, в) финансовый достаток, г) приверженность религии, д) участие в политике, е) развлечения, путешествия, ж) отшельничество.

Вместо ответа (ответов) на ваш последний вопрос мне хочется сказать следующее. В новом веке, очевидно, произойдет кардинальное изменение человеческой походки. Вместо вышагивания человечество начнет скользить на повсеместно распространенных новых моделях обуви, лишь отдаленно напоминающей современные роликовые коньки. Люди всех возрастов и всех уровней здоровья будут скользить навстречу друг другу и друг от друга, города превратятся в своеобразные катки. Это нововведение принесет нам долгожданную легкость и самоиронию.

Что касается нового тысячелетия, то к его концу, по всей вероятности, значительная часть землян благодаря успехам генетики будет летать на своих собственных крыльях.

24 марта 1998

Похмелье

Еще в мае мой сын Алексей мне сказал: «Увидишь, до конца года у нас тут разразится катастрофа. Все держалось на “трубе”, а теперь, когда упали цены на нефть, покатится рубль, рухнут ГКО, рассыплется вся эта московская показуха». Интересно, что это было сказано не финансистом, а художником кино и телевидения. Разумеется, я отнес мрачный прогноз за счет привычного в творческих кругах скептицизма. Новые деньги казались мне, быть может, главным достижением постсоветского периода. Как они умудрились за такой короткий срок превратить «деревянный» в настоящие деньги? Это финансовое чудо виделось мне залогом того, что все в конце концов «устаканится»: прекратятся безобразные невыплаты зарплат, цены улягутся в разумных для рыночной экономики пределах, циркуляция денег приведет к развитию средних и малых бизнесов, увеличатся инвестиции, богатства, нахапанные в начале приватизации, потекут из зарубежных кубышек обратно в отечественную экономику. Расплодившиеся в Москве банкоматы и пластиковые карточки в бумажниках москвичей, казалось, говорили о том, что дело как раз идет к варианту развитого капитализма.

Увы, Алексей оказался прав в тех прогнозах. Задолго до конца года обещанное событие разразилось с неистовством того, надолго запомнившегося, июньского урагана. В ту душную неподвижную ночь окна в моей квартире на Котельниках были открыты на обе стороны, чтобы возникло хоть какое-нибудь движение воздуха. Движения, однако, не возникало. Я уже собрался спать, когда послышался нарастающий вой. Почти мгновенно в темную квартиру с обеих сторон ворвались мощные потоки торнадо. Задребезжала вся мебель, на кухне что-то посыпалось. Выскочив из постели, я попытался закрыть балконную дверь. Не тут-то было. Сильнейшее давление воздуха прижало ее к стене. Понадобились большие усилия, чтобы отодрать дверь от стены, а потом прижать ее к раме и задвинуть задвижку. Было такое ощущение, как будто противоборствовал громиле, что пытался ворваться в дом. Метафора простая: инфляция, как ураган, вваливается во все окна нашего дома. Найдется ли в нем кто-нибудь, чтобы надавить на балконную дверь? Сейчас, глядя назад, я вспоминаю то ощущение, которое не раз появлялось у меня при взгляде на российскую действительность в последние годы и которое я старательно отгонял, как отгоняют отголосок какого-нибудь недоброго сна. Мне казалось, что население находится в состоянии перманентного опьянения деньгами. Это касалось всех слоев, даже малоимущих, не говоря уже о новоруссах и так называемых олигархах. Что касается нарождающегося среднего класса, то и он был, что называется, подшофе.

Дело в том, что после краткого периода нэпа наши люди в течение семидесяти лет практически жили без денег. Советские ассигнации деньгами, конечно, не являлись. В лучшем случае это были своего рода талоны для обмена на прожиточный минимум товаров. Хорошее, вкусное, первосортное приобреталось не на деньги, а за счет благоволения партии или, как в последние десятилетия, за счет блата. Система «ты — мне, я — тебе» была построена не на деньгах, а на довольно ублюдочной дружбе.

И вдруг, фактически в одночасье, все переменилось. Возникли деньги, на которые ты можешь купить практически все, вплоть до отдыха на Канарских островах. Вместе с ними появились всевозможные товары, доступные для всех, а не только для иностранцев. Постоянное унижение перед витринами «Березок» кануло в прошлое и было быстро забыто. Вчерашние рабы коммунизма, раз в пять лет получавшие прибавку к зарплате в количестве десять рублей, получили доступ к плодам сладкого Запада. Все определялось теперь только количеством денег, но даже беднейший из бедных понимал, что у него в руках не талоны для «пролов», а те же самые деньги, что у всех. Недаром возник такой массовый, огромнейший интерес к «пирамидам», будь то МММ или ГКО. Денежная эйфория!

Все явления и предметы в руках человеческих могут поворачиваться разными боками в зависимости от того, кто их подбрасывает, кто смотрит на них в данный момент через твое плечо — черт или ангел. От советской пропаганды не так легко избавиться, как от флага с серпом и молотом. Для масс капитализм был «миром чистогана», «миром, где все продается и все покупается», где одна часть населения грабит другую, а ее, в свою очередь, грабит рэкет, мафия, лихие парни — раззудись плечо, разойдись рука! Меньше все думали о том, что при капитализме надо работать. В принципе, правило пьяное сознание: хапай бабки и не жалей, трать, пока не поздно, наливайся сластью. Похоже на то, что никто всерьез не размышлял о рыночной экономике, о демократических свободах. Главное было не упустить момент, погулять на славу, «оттянуться» до предела. Гляди, братва, во что эти деньги могут превращаться! Для одного они превращались в «Мерседес» с красивой телкой, для другого в японский телевизор. Шесть лет шел разгул. Тоталитарная природа народа была сломана нахлынувшим пьяным от денег анархизмом. Теперь денежная интоксикация вступила в период ломки.

Серьезные круги общества между тем поражали своей некомпетентностью. Помнится, в разгаре перестройки к нам, в университет «Джордж Мэйсон», приехала на семинар группа выдающихся советских экономистов, профессоров и членов Академии. Адрес ими был выбран правильный: университет славится своей школой экономики, возглавляемой нобелевским лауреатом, теоретиком современного «чистого» капитализма Джеймсом Бьюкененом. Двое гостей, симпатичные московские интеллигенты, однажды зашли ко мне в