– Очень хорошие, сержант, – ответил капитан. – Я семь месяцев летал по маршруту Сиэтл – Ном и согласился на это задание, чтобы наконец-то погреться под теплым солнцем, там, где лед найдешь разве что в чае.

Потом капитан сообщил сержанту давно ему известные правила поведения на борту самолета – что его солдаты должны воздержаться от любимой музыки, пока не будет дано особое разрешение. Тем временем Скуайрз подсоединил свой компьютер к приборной панели штурмана, нажал клавишу и перевел свои данные в систему навигации бортового компьютера С-141В. Перевод занял шесть секунд: не успел Скуайрз закрыть «тошибу», как бортозой компьютер начал сопоставлять маршрут полета с сообщениями синоптиков, которые в течение всего полета будут поступать каждые пятнадцать минут с ближайших к маршруту военных баз США. Скуайрз повернулся к капитану и легонько похлопал по компьютеру.

– Сэр, я был бы вам очень признателен, если бы вы дали мне знать, когда снова включите эту штуку. Капитан кивнул и отдал подполковнику честь. Через пять минут «старлифтер» вырулил па взлетно-посадочную полосу, а еще через две минуты тяжелая машина оторвалась от земли и, повернувшись хвостом к восходящему светилу, взяла курс на юго-запад.

Сидя под раскачивающейся лампочкой в широком, почти пустом отсеке, генерал Роджерс невольно задумался о возможных последствиях своего самовольного участия в операции. Оперативный центр существовал только полгода, а его не очень щедрый бюджет в двадцать миллионов долларов в год черпался из денег ЦРУ и Министерства обороны. Формально такой организации вообще не было, и, случись крупная неприятность, президенту будет проще простого прекратить деятельность центра.

Правда, первая операция Оперативного центра, в ходе которой удалось обнаружить и обезвредить взрывное устройство на борту космического челнока «Атлантис», если не потрясла Лоренса, то по крайней мере доставила ему большое удовольствие. В сущности, тогда всю работу сделал их компьютерный гений Матт Столл, а директор Худ был горд и недоволен одновременно, потому что, питал глубокое недоверие к электронике и компьютерам. Возможно, причина этой недоверчивости крылась в том, что сын неизменно оставлял его в дураках при игре в «нинтендо».

Но когда в Филадельфии погибли два заложника, президент был вне себя, хотя выстрелы прогремели со стороны местных полицейских, которые приняли заложников за террористов. Президент расценил инцидент как неудачную попытку Оперативного центра взять ситуацию под свой контроль, и в какой-то мере был прав.

Теперь им предстояла новая операция, но в чем будет заключаться ее суть, оставалось неизвестным. Нужно ждать инструкций от Худа. Впрочем, Роджерс знал наверняка, что если отряд «Страйкер» отклонится от выполнения приказов хотя бы на шаг и это случится в тот момент, когда с отрядом будет второй человек Оперативного центра, то их центр прикроют так быстро, что Худ не успеет разозлиться.

Щелкнув пальцами, Роджерс вспомнил бессмертные слова астронавта Алана Шепарда, когда он ждал запуска «Меркурия» в космос: «Господи, пожалуйста, не дай мне опозориться»

Военная база США в Сеуле была источником недовольства и раздражения для многих корейцев.

База занимала двадцать акров ценнейшей земли почти в центре города. На четырех акрах жили две тысячи солдат и офицеров, еще на четырех хранилось их артиллерийско-техническое и прочее имущество, а оставшиеся четырнадцать акров служили для отдыха и развлечений солдат. Там были военные магазины, два кинотеатра первого проката и больше площадок для игры в боулинг, чем в ином крупном американском городе. Военная мощь страны была сосредоточена главным образом в районе демилитаризованной зоны, в тридцати пяти милях к северу от столицы, где плечом к плечу стояли в общей сложности около миллиона солдат. Сеульская же база в лучшем случае могла оказывать войскам умеренную поддержку и выполняла лишь две функции – политическую и церемониальную. Существование базы в Сеуле считалось знаком нерушимой американо-корейской дружбы, а также позволяло Америке не сводить глаз с Японии. Согласно долгосрочным прогнозам Министерства обороны, ремилитаризация Японии произойдет не позднее 2010 года, и если США потеряют там свои базы, то сеульская база станет самой важной во всем азиатско-тихоокеанском регионе.

Но корейцев больше интересовала торговля с Японией. Многие из них считали, что несколько отелей и огромных складов были бы для них полезнее, чем разросшаяся американская база.

Ким Ли, майор армии Республики Южная Корея, не относился к числу сторонников возвращения земли корейцам. Во время войны отец майора был одним из высших генералов, а мать казнили как шпионку. Ким был бы рад видеть в Южной Корее больше американских войск, больше баз и взлетно-посадочных полос между демилитаризованной зоной и столицей. Он с подозрением относился к инициативам Северной Кореи, с которыми правительство этой страны выступило за последние четыре месяца, в частности, о его неожиданном решении допустить в страну экспертов Международного агентства по атомной энергии и о желании присоединиться к договору о нераспространении ядерного оружия. В 1992 году в Северную Корею шесть раз приезжали инспекторы МАГАТЭ, а когда те выразили желание осмотреть места захоронения радиоактивных отходов, корейцы стали угрожать снять свою подпись под договором о нераспространении. Эксперты полагали, что в Северной Корее путем переработки топлива ядерных реакторов получили по меньшей мере девяносто граммов плутония для производства ядерного оружия, пользуясь небольшим, мощностью всего 25 мегаватт, реактором с графитовым замедлителем.

Правительство Северной Кореи выступило с опровержением, заявив, что Америка и без МАГАТЭ знает, что на севере полуострова испытания ядерного оружия никогда не проводились. Американцы ответили, что такие испытания проводить не обязательно, если ядерный заряд может быть доставлен на место взрыва в портфеле. Опровержениям и взаимным обвинениям не было конца. В результате Северная Корея воздержалась от снятия подписи, но противостояние продолжалось из года в год.

Теперь все изменилось. Северная Корея удивила весь мир, неожиданно согласившись допустить «специальную комиссию» для проверки предприятия по переработке ядерных материалов в Йонгбуоне. Россия, Китай и европейские страны приветствовали это решение, считая его большим достижением, но в Вашингтоне и Сеуле многие придерживались иного мнения. Они считали, что северяне просто-напросто закрыли все работы над ядерным оружием в Йонгбуоне и перенесли их в другое место, построив там небольшие «горячие комнаты», надежно экранированные свинцом. Возможно, корейские коммунисты, переняв опыт Саддама Хусейна и воспользовавшись его трюком с фабрикой молочных продуктов, которую американцы разбомбили во время войны в Персидском заливе, соорудили эти «горячие комнаты» под школами или храмами. О таких центрах по переработке ядерных материалов чиновники МАГАТЭ ничего не знали и не хотели слишком нажимать на правительство Северной Кореи; действительно, теперь, когда это правительство полностью приняло первоначальные условия комиссии МАГАТЭ, было бы невежливо требовать новых специальных проверок.