И он отключился.

– Ну, ты, брат, даешь!! – выдохнул и закашлялся Илья, потом отдышался и продолжил: – Ну, ты даешь! Что она сказала? Заплатит?

– А то! Сказала, хорошо, деньги будут. Но не вся сумма сразу. А мы с тобой разве торопимся, Илюша? Нет! Мы с тобой подождем. Пока у нас есть, – и Сопун похлопал себя по карманам штанов. – Моя сестрица денег дала на первое время. А на второе даст твоя! Ха-ха-ха…

Они пили, смеялись, считали, сколько же это будет в рублях. Потом свалились оба, один на диван, второй под стол. К вечеру проснулись, похмелились и почти одновременно вздрогнули от требовательного стука в окно.

– Хава! – скрипнул зубами Сопун. – Задолбал уже! Если где наливают, он тут как тут!

– Не наливай ему! – Илья алчно посмотрел на полторы бутылки водки, оставшиеся от утреннего пиршества. – Самим мало!

– Щас спросим, с чем еще пришел, – Сопун перегнулся через подоконник, распахнув одну оконную створку, глянул на одутловатого толстяка, переминающегося с ноги на ногу. – Чего тебе?

– Ничего нет? – Толстая ладонь звучно шлепнула по шее.

– Может, и есть, тебе-то что? Чего вообще к Илье приперся, ты ни разу тут не был?

– Так я с этой, как ее… С информацией… Важной! Только без стакана не скажу, – Хава спрятал руки за спину, будто Сопун мог считать что-то с его грязных ладоней.

Пришлось налить и подать через окно с хлебной горбушкой, накрытой маринованным огурцом.

– Ну! – крикнул на него Сопун, дождавшись, когда тот дожует закуску. – Что за информация для Ильи?

– Это, искали его тут сегодня.

– Кто? – Илья и Василий переглянулись.

– Сначала двое. Потом один, потом еще один.

– Не понял! – Василий сделал пальцы вилкой и ткнул себя в оба глаза. – Что, эти двое разделились и потом пришли по одному?

– Да нет же, Вась! Сначала были двое: пожилой и молодой. Потом еще мужик пришел, другой. А потом еще один, опять другой.

– Ага! – озадачился пьяный Сопун и почесал подстриженную макушку. – Стало быть, их было четверо? Я правильно понял?

– Ну! А я что говорю! Четверо! – Хава с сожалением глянул на дно пластикового стакана. – Не плеснешь еще чуток, Вась?

– Нужны подробности, Хава, – скрестил руки на груди Василий.

И стал с виду таким важным и компетентным, что Илья и правда поверил, что тот когда-то, в прошлой жизни, был кем-то важным, может, и врачом.

– А нальешь?

– Все зависит от тебя, Хава. Только смотри не выдумывай, а то я тебя мигом в бак опущу…

Угроза подействовала, Хава открывший было рот, быстренько его захлопнул и задумался. Как не задуматься! Сопун однажды сунул в бак головой вниз Галку Вертушку, ошивалась тут одна тетка средних лет без определенных занятий и места жительства. Так вот, она решила подколоть Сопуна насчет его бывшего врачевания. Он ее мордой в бак и сунул, так-то вот!

– Короче, первых двух я лично видел. Они похожи друг на друга, будто дед и внук. Спрашивали Илюху.

– У тебя?

– Да ладно! – фыркнул Хава. – У баб во дворе спрашивали. Где, мол, живет? А те в кошки-дыбошки, а зачем вам, типа? И кто такие? Они и убрались. Потом приходил еще мужик, это мне уже рассказывали пацаны на великах. По виду, болтают, мент.

– В форме, что ли?

– Да нет. Но пацаны угадали. Взгляд, говорят, такой…

– Какой?

Сопун начал терять терпение, и водку ему было жаль еще наливать. Он уже хотел окно захлопнуть, Илья не позволил, отчаянно замотав головой и подняв предостерегающе указательный палец.

– Взгляд, говорят, как у кобры. Высокий, говорят, сутулый, почти лысый. Про Илью спросил: жив ли, здоров, как поживает, а в подъезд не пошел, – распинался Хава, держа в протянутой руке пустой пластиковый стакан. – С пацанами потрещал и ушел.

– Это Копылов! – заскулил Илья, скручиваясь на диване ватрушкой. – Это точно он! Зачем я ему, а?! Зачем, Вась?

– Цыц, – прикрикнул на него беззлобно Вася. И снова глянул за окно. – Так, понятно. А четвертый?

– А вот четвертого никто не видел, – брякнул Хава и тут же пожалел, потому что Сопун дико заржал. – Чего ржешь-то?

– Как же так! Ты говоришь, что какой-то еще мужик искал Илью, а его никто не видел! Как же можно знать, что его кто-то искал?! Ты идиот, Хава?!

– Ничего больше не скажу, пока не нальешь, – Хава обиженно поджал толстые синюшные губы. И высоко, под самый подоконник, поднес пустой стакан. – Ну!

Водки было жаль, но любопытство распирало и Сопуна, и Илью. И с обоюдного согласия угощение Хаве повторили – стакан водки и кусок хлеба с огурцом. Тот залпом выпил, одним махом сжевал, вытер рот грязным рукавом истлевшей на нем в прошлом году еще рубашки и глянул на Сопуна.

– Ты зря скалишься, Вася, – сказал он все еще с обидой. – Мужик был. Четвертый. С ним теть Таня говорила.

Теть Таню, родившуюся на заре прошлого века, уважали в доме все. Она была очень древней, очень подвижной, обладала цепкой памятью и феноменальным вниманием.

– Мимо меня мышь не проскочит! – хвасталась она соседям, оставляющим ей ключи на время отпуска.

И не проскакивала. Никого еще не ограбили в их отсутствие, если за квартирой присматривала теть Таня.

– И чё она с ним говорила? – сразу посерьезнел Сопун и, сжалившись, протянул Хаве половинку сардельки.

– В том-то и дело, что она не знает.

– Как это?! – Сопун и Илья снова переглянулись.

– Сижу, говорит. Подходит какой-то. Про погоду, цветочки всякую чушь начал, она как раз фиалки пересаживала. И на него почти не смотрела. Спросила просто: чего, мол, надо-то, мил-человек? – бубнил с набитым ртом Хава. – А тот: дружка армейского ищу, Илью. И фамилию Илюхину называет. Дома, мол, нет?

– А она что? – крикнул Илья сипло с дивана.

Он осип не от водки, он осип от внезапного страха, скрутившего его сильнее утреннего недуга.

В армии-то он не служил, вот так! И друзей у него армейских быть не может, вот так! И если в первых двух визитерах он вроде узнал Генкиного бывшего тестя и его сына, во втором безошибочно угадал Копылова, то кто был этот четвертый, назвавшийся армейским дружком?!

– Она с цветками-то возится и возьми и брякни ему неосторожно: сходи, мол, и проведай алкаша-то. Тот: почему алкаша, Илья, мол, раньше не пил. А она: как, говорит, в эту малогабаритку въехал, года через три и запил. Как ненормальный, говорит, пил, все пропил. Мебель теперь с помойки в дом несет. А сама на мужика-то и не взглянет, понимаешь, Сопун? – разговорился с двух стаканов Хава. – Только, говорит, и видела его штаны да ботинки. Ну, говорит, сходи, сходи, вон его подъезд-то. Как войдешь, в его дверь-то рваную и упрешься. Только потом уже, когда бабы начали рассказывать про деда с парнем, что, мол, Илью спрашивали, она про этого кренделя и вспомнила. А сказать-то ничего и не может. Кто, откуда, как выглядел? Ей бабы с приколом: мол, теть Тань, и на старуху бывает проруха. А она обиделась на старуху, к себе ушла и не выходит. – И тут Хава как заорет: – Кто это был-то, Илюх? Что за кореш? Где служили-то?..