Чуть ниже вождя мадьяр, испытующе глядя на вошедших, сидела женщина, лет тридцати, в черном платье незнакомого покроя. Ее голову прикрывала темно-серая шаль, из-под которой выбивались пряди черных волос, переплетенных с нитями унизанными белым и голубым жемчугом. Эти пряди обрамляли худое, слегка вытянутое бледное лицо с изящным, с небольшой горбинкой носом, полными губами и огромными черными глазами. Тонкую талию охватывал кожаный пояс, украшенный изображениями перекрещивающихся линий, образующих пяти-и шестиугольные узоры. Из украшений, если не считать жемчужных нитей, она имела лишь серебряные серьги, с подвесками в виде полумесяца, и небольшое золотое колечко в носу. Странно было видеть женщину на совете вождей, но, судя по всему, никто из угров не возражал против ее присутствия. Также как и против князя Немала, что, обменявшись положенными приветствиями, уселся между главным вождем, — Ярополк уже понял, что это тот самый Альмош, — и странной женщиной. После этого взоры всех шестерых устремились на стоявшего перед светильниками Ярополка, хотя говорил сейчас только старший из кенде.

— С чего бы нам брать сторону Эрнака в этой войне? — говорил Альмош, — от авар мы не видели ничего хорошего.

— Но ведь и плохого тоже? — ввернул Ярополк.

— Слишком мало для союза, — фыркнул кенде, — слишком далеко твой каган, чтобы нам была от него польза. Что он может дать Трем Народам?

— Трем? — Ярополк невольно скользнул взглядом по лицам мадьярских вождей, потом по Немалу и, наконец, остановился на лице сидевшей рядом с Альмошем женщины. Та слабо улыбнулась накрашенными черным губами, а сам мадьяр громко рассмеялся.

— Саломея не просто старшая жена, — сказал он, — она Саломея бат Шломо, дочь рабби Шломо бэн Когена, главы яудов. Вместе мы ушли от хазар, когда те начали притеснять всех, не принявших Белую Веру и вместе же мы заключили союз с древлянами. Благодари всех своих богов, княжич, что она уговорила меня принять твое посольство- хотя я все равно не вижу от него проку.

Ярополк вновь посмотрел на женщину и слегка склонил голову в знак признательности. С ее народом, до сегодняшнего дня, он не сталкивался, хотя немало слышал о нем, — и хорошего и дурного, — однако сейчас он как-то сразу понял, что именно еврейский голос в этом шатре может стать решающим в успехе или неудаче аварского посольства.

— Будет много славы, — сказал он, — всем, кто примет его сторону, каган обещает долю в аварской и ромейской добыче.

— Он защитит нас от хазар? — подала голос Саломея, в упор глянув на Ярополка.

— Он верен своему слову, — покривил душой Ярополк, — как только закончится война с болгарами, каган сразу же...

— Защита нам нужна сейчас, — отрезал Альмош, — когда печенеги вырезали наши кочевья, а сами хазары громили города, где жил народ Саломеи — болгары дали нам эту защиту. Явись вы сюда со своим союзом еще лет десять назад — и я послал бы ваши головы болгарскому хану. Но сейчас болгары готовятся оставить Дон и Самакуш, сдать хазарам без боя все земли на левом берегу Днепра. В этом есть и ваша вина — Омуртаг не хочет воевать с аварами и хазарами одновременно, выбрав тех врагов и те земли, что для него важнее. И хазары знают об этом — на нас уже нападал темник Акуас, сына джавли-бека Мар Ормаза. Акуаса мы разбили — и я, по просьбе князя Немала отдал темника его сестре, но не сегодня-завтра хазары перейдут Дон всей своей силой и нам придется воевать снова, но уже без болгар. Мне сказали — у тебя немалый отряд и в нем опытные воины?

— Так и есть, — кивнул Ярополк, — у меня четыреста человек и все прошли не одну войну.

— Небольшое подспорье против кагана, — покривил губы Альмош, — но для нас сейчас каждый воин не лишний. Вот мое слово, сын короля — если твои люди примут нашу сторону против хазар — то и мы примем сторону кагана аваров в его войне с болгарами.

— Если только победим, — добавила Саломея, а Немал криво усмехнулся. Ярополк еще раз обвел взглядом лица шестерых вождей, подумал о том, что скажет Кувер и прочие соратники и, решившись, коротко кивнул.

— Значит, так тому и быть, — кивнул Альмош, — тогда жду тебя на пиру, что я дам в честь моего брата Эрнака, кагана авар и верного друга Трех Народов.

У великой горы

— Христос, Повелитель Сражений, во имя Твое да будут посрамлены нечестивые!

На скалистой равнине, покрытой причудливыми каменными столбами, выстроилось византийское войско. Позади него вздымались стены Кесарии, а за ней, словно исполин, увенчанный белой шапкой, до небес