— А теперь не отвечаю. — Она скорчила презрительную гримасу и отвернулась, сделав вид, что ее привлекли книги в книжном шкафу. — Напряги мозги, Грегорио, если ты их еще не все пропил, и придумай что-нибудь сам.

— Что я могу придумать? Ты с ним общаешься — тебе и карты в руки.

— Он весьма неразговорчивый молодой человек.

— Неужто обычный способ не сработал? — издевательски сказал алькальд. — Стареешь, Сильвия, вот и первая ласточка того, что мужчины скоро перестанут тобой интересоваться вовсе.

Донна резко к нему развернулась, и никто, кто видел бы ее раньше, не узнал бы обычно милую и улыбчивую чародейку. Лицо было перекошено от злости, а на кончиках пальцев зажглись опасные огоньки, способные если не умертвить супруга, то доставить ему значительные болезненные ощущения.

— Не забывайся, Грегорио, — прошипела она как гадюка. — Я с тобой только ради дочери. И покрываю твои промахи тоже ради дочери. Но так будет не вечно. И я не всесильна, к сожалению.

Перемены в жене настолько испугали алькальда, что он отшатнулся и испуганно заблеял:

— Сильвия, любовь моя, я вовсе не хотел тебя оскорбить. У меня был ужасный день, вот в голове и полнейшая сумятица. Я бы рад сделать все сам, но даже не представляю, за что браться.

— Для начала можешь написать кузине в Стросе. Не может такого быть, чтобы никто в столице не знал про ученика Оливареса.

— Сильвия, душа моя, я никогда не сомневался в твоей светлой голове, — с воодушевлением ответил алькальд, уже прикидывая выражения, в которых он составит письмо. Нужно было это сделать так, чтобы обязанной за информацию почувствовала себя кузина, а вовсе не он. Это было сложно, но осуществимо.

— Только я в толк не возьму, зачем тебе вообще узнавать про Контрераса?

— Как зачем? К нему ездит придворный чародей.

— Не к нему, а к Оливаресу.

— Сегодня Карраскилья воспользовался телепортом, чтобы переместиться куда-то с Контрерасом. Причем, сволочь, даже следов не оставил куда, — пожаловался алькальд. — Настройки сбил сразу.

— Интересно, — протянула Сильвия. — Но это так же может быть выполнением просьбы Оливареса. А что телепортом — так у Карраскильи времени лишнего нет, а пользование для него бесплатно, ведь так, дорогой?

— Разумеется. Разве я могу запросить плату с Карраскильи, в нашей-то ситуации? — затосковал алькальд.

— Сам виноват. И что с Оливаресом связался, и что с гравидийцами связался, — проворчала Сильвия.

— Они обещали помочь с проклятием, — обреченно свздохнул алькальд.

— И что? Помогли? Только дал им в руки поводок для шантажа. Всевышний, когда это все закончится? Нужно скорее выдавать замуж Алисию, пока скандал не разразился.

— Может, и не разразится? Не согласись бы мы поучаствовать в захвате Оливареса, на нас бы вообще внимания не обратили.

Сильвия благоразумно умолчала, что провал произошел на стадии попытки убить Контрераса — слишком характерными были следы на башне, чтобы не понять, что там прошел чародейский бой. Оливареса перед этим могли уже захватить. Но Грегорио она этого, разумеется, не скажет, потому что убрать мальчишку было ее предложением. Тогда казалось, что это прекрасная идея. А все почему? Из-за недостатка информации. Но кто мог представить, что нищий дон — ученик Оливареса?

Глава 8

На обратном пути от портальной, который мы проделали опять в экипаже алькальда, Карраскилья помалкивал и поглядывал испытующе: не начну ли истерить или еще как-то показывать несогласие с линией партии. В этом случае я не исключал, что от меня избавятся сразу, как и от Серхио. Показное равнодушие к смерти мелкого взяточника был необходимым минимумом. А вот Шарик, напротив, болтал непрерывно, как будто у него там плотина прорвалась с давно запасаемыми словами. Хотя откуда у него запасы, если он щедро тратит слова в течение дня?

— Вот об этом я тебе и говорил, — торжествующе вещвл он. — Чародей должен ставить свою жизнь выше всего остального. Потому что людей много, а сильных чародеев очень и очень мало. Они должны себя беречь.

— Сколько ни береги — конец один. Дон Леон все равно умер, а совесть у него была…

— Чистейшей, — с упорством фанатика настаивал Шарик.

— Разве что только потому, что он ее ни разу не использовал. Забыл, наверное, о существовании.

— Хандро, у тебя перед глазами образец настоящего чародея, которому нужно соответствовать, а ты ерундой маешься.

— О чем задумались, дон Алехандро? — неожиданно спросил Карраскилья.

— О том, что у меня перед глазами образец настоящего чародея, которому нужно соответствовать, — честно процитировал я слова ками.

Мои слова неожиданно Карраскилье понравились, он прищурился этак довольно и кивнул своим мыслям, даже не сообразив, что с моей стороны это был всего лишь сарказм. Впрочем, сарказм, он не всем доступен, для его понимания отсутствия совести мало.

Больше меня ни о чем не спрашивали, только Шарик продолжал выносить мозг на тему, как здорово, что мне есть на кого равняться. Как будто Оливарес Карраскилье в чем-то уступал! Заткнулся ками только после того, как я ему намекнул, что если Карраскилья посчитает опасным меня, то он со мной разделается точно так же, как с недавним служащим. А вместе со мной погибнет и мой спутник. На удивление ками не стал возражать, что Карраскилья этого не сделает, а глубоко задумался. Результатом своих размышлений он поделился, только когда мы уже подъезжали к башне.

— Нужно тебе, Хандро, озаботиться защитой и не ходить без нее в присутствии Оливареса и Карраскильи. Нормальной защитой, в идеале бы вообще артефактами обвешаться, чтобы постоянно на себе чары не обновлять, но артефакты для тебя пока вещь сложная. Правильно их делать учатся годы, а некоторые техники оттачиваются десятилетиями.

Столько у меня не было. Подозреваю, не было даже лишнего месяца. Карраскилья велел подождать кучеру алькальда, а сам кликнул меня и пошел к греющемуся на солнце Оливаресу. Которой лишь на миг приоткрыл глаза, посмотрел на нас и вновь застыл в блаженном ничего неделании. Дачу нашел в лице моей башни, сволочь. Я притушил рвущуюся злость, сделал скидку на то, что пристройка возводилась в рекордные сроки, тем самым увеличивая стоимость именно моего имущества. А Оливарес — смертен, как и все мы.

— Как съездили? — спросил проклятийник, не открывая глаз.

— Хорошо съездили. Если не считать того, что мелкий бумагомаратель неожиданно скончался.

Оливарес открыл глаза.

— В этом была необходимость?

— Он попытался получить больше оговоренного. Значит, был ненадежен и мог проболтаться. Мы не развлекаемся, по краю ходим.

Оливарес перевел взгляд на меня, явно ожидая моего слова. Я его не разочаровал.

— По краю ходите, — подтвердил я. — Но