— Не спрашивай меня ни о чем. Я не смогу ответить. Я должен был сделать то, что сделал. И теперь точно знаю одно: не существует ни малейшей возможности избежать своей судьбы. Так что уж лучше человеку встретиться с ней лицом к лицу.

Антинея мягко взяла его за руку.

— Пойдем, Талос. Пожалуйста, давай сейчас уйдем. Ты еще так слаб, ты устал…

Талос поднял капюшон и последовал за Пелиасом и Антинеей. Они свернули с главной дороги и вошли в один из множества коридоров, представляющих сложную и запутанную систему ходов старого города.

Они вышли на площадь около другого огромного храма, посвященного Афине, который называли Домом Бронзы. Они обогнули за громадное строение, и пошли среди низких белых оштукатуренных домов, пока не выбрались на дорогу, ведущую в Амиклы. Довольно быстро они добрались до дома Пелиаса.

В тот день в доме Аристарха состоялось большое празднование Бритос, сын благородного воина, стал эйреном. Он может оставаться в семье всего лишь одну неделю, а потом должен будет жить в военных казармах, в качестве члена двенадцатой сисситии, — группы людей, с которыми он должен встречаться за столом. Члены этой сисситии, включающей в себя всего пятнадцать человек, являлись частью третьего из четырех больших отрядов, составляющих в то время спартанскую армию.

В течение последующих десяти долгих лет они должны стать его семьей; он будет есть и спать вместе с ними, возвращаясь в дом своего отца только по особым случаям.

Исмена, его мать, давно уже приготовилась к этому расставанию. Как и любая спартанская мать, она сознавала, что произвела на свет сына, прежде всего для своего города, и только потом уже для самой себя и своего мужа.

Она привыкла к его долгим отлучкам. На различных ступенях посвящения Бритос в течение длительных периодов времени жил вне дома, со своими товарищами, под надзором педономуса. Эти наставники учили мальчиков переносить усталость, холод и голод, а также встречаться лицом к лицу с болью, без нытья и жалоб.

Бритос завоевал всеобщее восхищение толпы, которая присутствовала на испытании бичеванием, тем, что преодолел все мыслимые пределы выносливости. Все были уверены, что юноша, несомненно, станет одним из самых сильных и храбрых воинов Спарты.

Несмотря на все это, Исмена не могла разделить с мужем его невозмутимую гордость. Потеря второго сына оставила в ее сердце неизгладимые следы.

Хотя с раннего детства женщину и подготавливали к возможности потери сына, ради чести и процветания страны, отчетливое понимание того, что Бритос остался ее единственным отпрыском, наполняло материнское сердце дурными предчувствиями.

Горячность всегда будет подталкивать сына вперед в опасных ситуациях, а их страна в настоящее время близка скорее к войне, чем к миру.

Она наблюдала, как он укладывает свои вещи с помощью няни и одного из слуг. Он поправился после испытаний только на шестой день, а сейчас уже двигался легко и свободно. Исмена сама растирала и готовила мази для лечения синяков и ран, оставленных бичеванием.

Настало время и для того, чтобы муж преподнес сыну особый подарок, который по такому случаю требовала традиция. Исмена слышала, как Аристарх позвал сына из внешнего двора:

— Бритос, не хочешь ли взглянуть на отцовский подарок?

Мальчик бросил укладывать вещи и вышел к нему.

— Вот мой подарок тебе, сын, — сказал Аристарх.

Из-за угла дома появился слуга, старающийся совладать с превосходным молоссом древней спартанской породы, которую он держал на коротком поводке.

Бритос, засияв, с жаром схватил руку отца.

— Только благородный Аристарх мог подумать о таком драгоценном подарке. Благодарю тебя, отец, он действительно великолепен! Никогда в жизни мне не приходилось видеть такую прекрасную собаку!

— Пес уже полностью обучен. Самый лучший из моих людей растил и обучал его в течение трех лет в нашем доме в Тегее.

— Отец, ты был слишком опрометчив, — поддразнил мальчик. — Что, если бы я не выдержал испытаний?

— О, в этом случае я бы оставил его себе. Конечно, пес бы не пропал и не остался без дела. Хотя могу тебе сказать: я был уверен, что сын Аристарха должен быть и будет лучшим, — и я не ошибся. Сам царь поздравил меня с твоим превосходным поведением, но ты не должен был заходить так далеко, Бритос. Твоя мать так ужасно страдала на площади: она гордая женщина, но все-таки женщина… — сказал Аристарх, глядя в сторону.

— О, отец, тебе хорошо известно: воин не должен допускать, чтобы такие вещи оказывали на него влияние!

— Да, сынок, может быть, это и правда. Но запомни, что настоящий воин всегда должен быть и настоящим мужчиной, и что у настоящего мужчины — сильное тело, быстрый разум, но также есть и сердце… Без всего этого доспехи, которые защищают тебя, будут не более чем просто пустая оболочка.

Бритос молча, пристально разглядывал отца, озадаченный его словами.

— Ну, сын, — продолжал Аристарх, — разве ты не собираешься принять свой подарок? Вот… — сказал он, беря поводок у слуги. — Это Мелас. Я назвал его так из-за цвета шерсти. Редко можно найти молосса с таким насыщенным черным окрасом.

Гигантский пес, черный как смоль, подошел к Бритосу и понюхал его руку.

— Видишь? — улыбнулся Аристарх. — Кажется, он уже знает, что ты его хозяин. Надеюсь, вы будете хорошими друзьями. А сейчас ступай к матери, побудь с ней немного. Завтра ты вступаешь в сисситию, у тебя не будет другой возможности побыть наедине с нею в течение нескольких лет.

На следующий день Бритос проснулся с рассветом и съел скромный завтрак вместе с родителями. Затем он надел свои доспехи и попрощался со всеми; пришло время покинуть дом. Он прошел через большой атриум, в знак почтения поклонился изображениям героев Клеоменидов, отодвинул засов на двери, ведущей во внешний двор, где его ждал слуга-илот с вещами…

В этот момент он услышал, как его позвали:

— Бритос…

Это была мать, которая стояла около очага. Юноша вернулся к ней.

— Что случилось, мама?

— Я хочу кое-что спросить у тебя, если можно, — ответила Исмена.

— Конечно, спрашивай, — сказал Бритос.

— Ты помнишь день испытаний?

— Разумеется.

— После того, как ты упал на землю, на колени…

— О чем ты?

— Служители хотели поднять тебя, но ты жестом отослал их прочь. Ты оставался в этом положении… всего лишь несколько мгновений. Казалось, что ты пристально смотришь на кого-то перед собой…

Бритос нахмурился, сморщив лоб.

— Кто это был? — настаивала мать.

— Илот.

— Илот?

— Илот. Калека.