Затем от одного из раненых саперов мы узнали, что войска обошли на лодках болотистую дельту по судоходному участку. Подобным образом удалось захватить и удержать плацдарм и даже предпринять наступление в сторону Ишуни.

Много сот раненых прошли через наши руки за эти двое дней и ночей. С подобным наплывом мы ранее еще не сталкивались. Начальник медицинской службы дивизии прислал нам в помощь еще одного хирурга вместе с его собственной операционной бригадой, так что время от времени нам удавалось передохнуть. Однако поток раненых был настолько велик, что выспаться во время этих коротких промежутков у нас все равно не было возможности. За это время нам довелось пережить по крайней мере дюжину авиационных налетов, однако занимаемые нами хаты были настолько малы, что ударная волна им была не страшна, их могло повредить только прямое попадание бомбы. От осколков бомб погибло некоторое количество лошадей.

Наш терапевт получил приказ вывозить пациентов. Все раненые, которых можно было транспортировать и которые не нуждались в постоянном наблюдении, были немедленно отправлены в полевой госпиталь, расположенный в Армянске. Временами мы вынуждены были оставлять на некоторое время лежащими под открытым небом от четырех до восьми раненых. Машины скорой помощи необходимо было сразу же разгружать. Хаты были забиты ранеными до отказа. Гарлофф гонял лошадей на пределе их возможностей. В конечном итоге он заключил соглашение с лейтенантом Иохимом и отправился на другой берег по гати в своей повозке, так как было меньше шансов, что в нее попадет бомба или снаряд, чтобы вывозить раненых с передового полкового поста первой медицинской помощи и доставлять их к самому началу гати.

Некоторое время нам доставляли пациентов, получивших ранения только от ружейного огня или осколков гранат. Русские начали отводить в тыл свою артиллерию. Затем к нам поступил первый раненый, который прибыл прямо с Ишуни. Сержант Майер перенес его на руках. Мост был захвачен соседней дивизией.

Вскоре после этого все закончилось. Стих гул орудий. Прекратились авианалеты. Перестали прибывать раненые. Наступила непривычная тишина. Война ушла вперед, а мы остались сзади – а вместе с нами и несколько несчастных степных сел, чьи названия были вписаны в историю войны кровью. Я не удивлюсь, если через некоторое время эти названия вообще вряд ли кто-нибудь вспомнит, как и имена сарматов и скифов, которые сражались и погибали здесь за две тысячи лет до описываемых событий, а теперь все упокоились в земле.

На окраине села выросло целое кладбище. В нашем приемном покое лежали всякие мелочи, оставшиеся от погибших: зеркало, бумажник, фотографии, на которых были запечатлены маленький пухленький мальчик или же дом на берегу одного из озер в окрестностях Берлина, иногда встречались часы, а иногда несколько банкнотов, испачканных кровью.

Вторая бригада хирургов покинула нас. Ее перевели на Ишунь. Внезапно постоянные обитатели села вновь вернулись в него. Никто из нас так и не понял, где они прятались все это время.

В течение ночи мы делали операции оставшимся раненым. Как только мы закончили оперировать последнего из них, принесли солдата с совершенно изувеченным лицом. Однако детальное обследование показало, что, к счастью, ни глаза, ни кости существенно не пострадали, была лишь утеряна незначительная часть мягких тканей. Я приступил к операции на лице. Подобную операцию полагалось проводить при местном обезболивании, или, если быть точным, надо было парализовать особую группу нервов. Если использовать общую анестезию, существует большая вероятность того, что кровь попадет пациенту в легкое, а это может привести к возникновению пневмонии. Капеллан сидел рядом и наблюдал за ходом операции. Во время дружеской шутливой дискуссии мы обсудили сравнительные достоинства духовных знаний и достижений естественных наук. Даже наша хирургическая бригада никогда ранее не проводила подобной пластической операции. Она требует затрат большого количества времени, если вы желаете восстановить черты лица с анатомической точностью, при этом надо пользоваться только самыми высококачественными нитями. Постепенно искалеченное лицо приобретает свои привычные черты – добродушное лицо крестьянина. Операция подошла к своей завершающей фазе. Я зашил один из уголков рта пациента. Затем мы усадили его на стул. Я сказал ему:

– Все хорошо, попробуй хоть что-нибудь сказать.

Поскольку действие местной анестезии еще не прошло, он не мог чувствовать боли.

Он осторожно подвигал губами, а затем с едва заметной улыбкой почти беззвучно произнес всего одно слово:

– Спасибо!

Наступила зима. Под Севастополем шли позиционные бои. Мы разместились в местечке, называвшемся Джухари-Каралес, это была татарская деревушка, раскинувшаяся в одной из узких долин гор Яйлы. Эта долина тянулась под прямым углом в сторону позиций русских, усиленных на этом участке батареями тяжелой артиллерии, а деревушка притаилась на одном из склонов этой долины настолько близко от позиций врага, что это спасало нас от обстрелов.

Из-за недостатка жилья в Джухари-Каралес там размещался только обслуживающий персонал полевого хирургического госпиталя. Остальная часть роты, включая склады и тяжелое оборудование, расположилась в другой деревушке, расположенной возле дороги, ведущей к Симферополю. Надо сказать, что это была настоящая дорога. Всего год назад автобусы, принадлежавшие «Интуристу», советской организации, занимающейся вопросами туризма, ездили по ней. Когда мы ехали по ней в тыл, нам приходилось проезжать один участок, длиной примерно с четверть километра, на котором все разговоры стихали сами собой. Дело в том, что он находился под обстрелом врага. Русские обстреливали машины, проезжавшие по дороге. Для этого они использовали тяжелые орудия, размещенные в двух бронированных башнях, именуемых «Максим Горький I» и «Максим Горький II». Многие из наших солдат тогда впервые услышали имя этого великого писателя.

Татарские дома по своему устройству сильно отличались от украинских мазанок. Они были деревянными и весьма необычными с виду. Бахчисарай – старая столица Крымского ханства, там размещались ханские дворцы, минареты, 127 фонтанов.

Дома в Джухари-Каралес обычно состояли из двух комнат. Наши люди занимали одну из них, а татарские семьи продолжали жить в другой. Татары, которые всегда считались воинственным народом, сразу же приветствовали наши войска. В течение многих веков они враждовали с Москвой, поэтому мы быстро с ними подружились. У них были орехи и табак; у нас были хлеб и водка. Кроме того, у них была одна вещь, которая для нас представлялась предметом неимоверной роскоши: большие круглые медные тазы диаметром два метра и глубиной до полуметра. Мы их использовали для купания, но наши люди с некоторым недоумением выяснили, что в тот самый момент, когда они собирались искупаться, могла появиться мать татарского семейства и предложить им помыть спину.

Помимо этих тазов, татары владели и некоторыми другими медными изделиями, некоторые из которых были очень древними. Медь добывали в шахтах под Керчью, именно там располагался древнегреческий город Пантикапей. В татарских жилищах не было никакой мебели, только низкие лавки, расположенные вдоль всех четырех стен. Днем мы сидели на них, а по ночам спали.