Не успела я ступить на порог, как на меня набросились сзади, заломили руки. На запястьях щелкнули наручники.

* * *

Я ничего не могла поделать. Четверо вошедших впереди меня отвлекли мое внимание, и этим воспользовались другие нехорошие парни.

Меня завели в большую комнату с камином. На массивном мягком стуле, обитом темно-коричневым гобеленом в темную полосочку, восседал Олег Петрович Панин. По стенам стояли книжные шкафы с неплохими образцами мировой литературы. Даже Шекспир в десяти томах сиял позолоченными буквами по корешкам. Картина на стене справа от камина, изображающая летний пейзаж с ветряной мельницей в ансамбле с ромашковым полем, редкими деревцами и облачным небом, производила приятное впечатление подлинника хорошего мастера. Слева от камина стоял стол с вазочкой для цветов, из которой торчали хрупкие бордовые розы среднего размера.

— Здравствуй, Женя. Или как тебя там зовут на самом деле.

Я оглядела комнату, чтобы подсчитать количество врагов на мою душу. Подсчитала. Их было семеро. Счастливое число. Только не для меня сегодня. Представляю всех согласно списку: босс Панин, Алеша с уродливым треугольником на морде, голубоглазый парень и четверо, сошедших с двухколесных коней. Именно Алеша во взаимодействии с голубоглазым умудрились застать меня врасплох, надев при входе браслеты на запястья.

— Именно так меня и зовут, — ответила я после небольшой заминки. — Вам нетрудно предложить мне сесть?

Панин пожал плечами.

— Ради бога! Ребята, подайте даме стул!

Голубоглазый пинком пододвинул ко мне табуретку, с которой, очевидно, прислуга поливала цветы, расположенные высоко по стенам комнаты. Я уселась на белую крашеную поверхность с трещинками хаотичного узора, характерными для дерева.

— Очень неуютно себя чувствую, когда наручники трут кисти рук. Особенно когда руки за спиной, — произнесла я с надеждой, что Панин окажется джентльменом и прикажет своим подручным освободить меня от браслетов. Но не тут-то было.

Олег Петрович покачал головой.

— Мы не будем рисковать. Зная, какая ты штучка, я предпочту видеть тебя скрученной по рукам. Лучше бы и по ногам тоже. Мне так спокойнее. Да и ребятам тоже. Правда, парни?

Все тут же, словно по команде, закивали головами.

— Бабы по натуре вообще стервы, — философски заметил Алеша. — А эта — особенный экземпляр. Своей стервозностью превосходит всех.

— Неужели? — осклабилась я. — Больше тебе, козлу, сказать нечего?

Шрам на лице Алеши стал багровым.

— Босс, позвольте, я ее проучу! — взорвался он.

Панин кивнул.

— Проучи. Ей это будет полезно… Для ума.

Бандит резвым шагом, словно мустанг-иноходец, направился ко мне, одновременно приготовив правый кулак для удара.

Как только он приблизился почти вплотную, я вскочила на ноги и подсекла его ударом ботинка по ступням.

Алеша грохнулся на пол, нещадно матерясь. Путаясь в одежде, он выхватил пистолет и хотел было уже передернуть затвор, но Панин остановил его:

— Успеешь свести с ней счеты! Я предоставлю тебе возможность сделать это в ближайшее время.

Алеша поднялся на ноги и, бросая на меня взгляды, не предвещавшие ничего хорошего, отступил назад.

— Вы хотели поговорить со мной? — сказала я. — И ничего больше?

— Я обманул, — произнес босс. — Это была уловка, чтобы заманить тебя сюда. Силой мы бы мало чего добились, правда?

— Это точно, — кивнула я. — Надо же мне было быть такой глупой, чтобы принять вас за благородного человека.

— Благородство заканчивается там, где не платят по счетам, — зловеще произнес Панин. — Я предпочитаю держать свои деньги при себе. Но для этого нужно, чтобы кто-то мне их вернул.

— Разве у вас нет счетов в банках? — спросила я. — Сейчас все так поступают — открывают счета.

— Все, кроме меня. Я люблю наличные. Поэтому не считаю возможным разбрасываться деньгами направо и налево.

— И что вы теперь собираетесь делать? — спросила я. — Мы же договорились, что я постараюсь найти деньги.

— Об этом надо было думать раньше. Потому что теперь долг будет составлять сумму несколько большую.

— Пусть. Мы согласны на все. Только мою клиентку Галю Кузнецову оставьте в покое.

— Возможно, я бы согласился, если бы не одно «но».

— Какое?

— Вам никогда не найти этих денег, поэтому толку от твоей возни не будет никогда.

— Почему же не найти? Может быть, они уже у вас?

Олег Петрович внимательно посмотрел на меня.

— Скажи мне, какого дьявола я бы стал начинать возню, зная, что на моем пути встанет штучка вроде тебя. Это просто не в моих правилах — идти на необоснованные траты, нести убытки.

Парни, стоявшие вокруг нас, с полной серьезностью во взглядах закивали. Я не заметила никакой фальши, моя интуиция ничего не сказала насчет того, что этот человек врет. Однако говорить можно все, что угодно, и хороший актер способен ввести в заблуждение чью угодно интуицию. Даже женскую. Даже мою.

— Так что же все-таки вы собираетесь делать?

— Мы забираем квартиру Галины и будем использовать ее по своему усмотрению. Сдадим, например, в аренду за двести долларов в месяц. Или придумаем еще что-нибудь. Но долг все равно остается.

Я пожала плечами:

— Ладно. В конце концов, тоже выход из положения. Давайте обсудим такой вариант с Галиной. Может быть, она не будет против. В конце концов, временная аренда — это не потеря квартиры навсегда.

Панин покачал головой:

— Никаких обсуждений.

— Почему?

— Меня не интересует ее мнение. Мы сделаем так, как нам надо, и точка.

— Хорошо, тогда отпустите меня.

— Нет.

— Почему нет?

— Потому что ты нам мешаешь. И, судя по всему, будешь продолжать мешать.

— И что же мне теперь делать?

— Посидишь взаперти.

— Где?

— Здесь. В гараже.

— Это незаконно. Что скажут органы правопорядка?

— Ничего не скажут. Они будут на моей стороне.

Что, этот мерзкий старикашка купил всю милицию? Хм, вполне возможно. От него жди одних неприятностей, ничего больше.

Я стала громко возмущаться, призывая на головы бандитов все мыслимые и немыслимые виды кары небесной, земной и подземной. Но это было больше для виду, чем от души. Парни могли заподозрить что-то неладное в моей смиренности, а мне это было не нужно.

Зазвонил телефон. Панин поднял трубку. Слушал то, что ему говорили, хмурясь и бросая на меня недовольные взгляды. Затем положил трубку и объявил своим «шестеркам»: