Как-то утром, поднявшись на Вершину, я чуть не наткнулась на буйвола, который мирно спал в высокой траве буквально в четырех метрах от меня. К счастью, ветер дул в мою сторону, и буйвол не заподозрил присутствия человека. А ведь все могло быть иначе… Я быстро и бесшумно ретировалась, чтобы не разбудить зверя.

В другой раз прямо передо мной проплыл белый кончик хвоста леопарда. Обладатель его, скрытый высокой травой, прошел мимо, должно быть даже не подозревая, что в двух шагах от него находится человеческое существо.

И все же мне нравился сезон дождей в Гомбе; изнурительная жара сменялась приятной прохладой, влажные листья заглушали шаги, а высокая трава делала меня почти невидимой. Я бесшумно двигалась по лесу и узнавала много нового о жизни его обитателей, и в первую очередь, разумеется, о шимпанзе.

Во время сухого сезона шимпанзе обычно отдыхали в полдень прямо на земле, растянувшись под сенью деревьев. В сезон дождей из-за мокрой почвы обезьяны нередко сооружали весьма сложные дневные гнезда. Они строили их прямо под дождем, залезали туда и сидели, сгорбившись (прижав голову к коленям и обхватив их руками), до тех пор, пока дождь совсем не прекращался. По утрам животные просыпались теперь гораздо позднее обычного и часа через два-три после кормежки строили новые гнезда, чтобы опять лечь спать. Наверное, в холодные дождливые ночи им совсем не удавалось выспаться, и они сильно изнурялись. Укладываться на ночь шимпанзе тоже стали значительно раньше. Сколько раз, возвращаясь вечером в лагерь, где меня ждала теплая сухая постель, я с жалостью думала о несчастных животных, которые в этот момент забирались в мокрые холодные гнезда. Но еще бо́льшие угрызения совести я испытывала, проснувшись иногда среди ночи от стука дождя по крыше палатки и представив себе, как бедные шимпанзе, скорчившись, сидят сейчас на своих листовых подстилках под сплошным ливнем.

В самом начале дождя шимпанзе иногда стараются найти убежище под густой сенью листвы или под склоненным стволом дерева. Но едва струйки воды начнут проникать сквозь эти ненадежные укрытия, обезьяны выбираются на открытое место и сидят там с отрешенным видом, мокрые и замерзшие. В самом лучшем положении оказываются маленькие детеныши. Я не раз видела, как старая Фло прикрывала своим телом двухлетнюю малышку Фифи, так что та и после проливного дождя оставалась абсолютно сухой. Шестилетний сын Фло, Фиган, как и другие детеныши постарше, развивал тем временем бешеную деятельность, чтобы согреться: он раскачивался, уцепившись одной рукой за ветку, без передышки крутил сальто, прыгал с ветки на ветку, обдавая свою мамашу, которая сидела под деревом, каскадом брызг. Фло лишь еще ниже склонялась над Фифи и пригибала голову, чтобы ветки меньше хлестали ее по лицу. Гимнастические трюки Фигана были способом хоть как-то согреться — по-видимому, с этой целью взрослые самцы устраивали шумные «танцы дождя».

В непогоду шимпанзе почти не обращали на меня внимания и позволяли наблюдать за ними с близкого расстояния. Похоже, что у них и без меня хватало забот. Однажды я пробиралась сквозь пропитанный влагой лес. Было сыро, капли дождя, стуча по листьям, скатывались на землю. Сильно пахло гнилым деревом и прелой листвой. Вода капала мне на волосы и холодными струйками стекала за воротник.

Вдруг прямо перед собой я заметила сгорбившуюся фигуру шимпанзе — он сидел спиной ко мне. Я моментально пригнулась, чтобы шимпанзе не увидел меня. Несколько минут был слышен только шум дождя, потом где-то раздался слабый шорох и низкий тревожный крик «хуу». Я медленно повернула голову направо, но, ничего не увидев, посмотрела в прежнем направлении — черный силуэт впереди исчез. И сразу же раздался какой-то шорох прямо надо мной. Вскинув голову, я взглянула на дерево и увидела там Голиафа. Он в упор смотрел на меня, плотно сжав губы и слегка раскачивая ветку. Я посмотрела в сторону: долгий пристальный взгляд может быть воспринят как угроза. Тут раздался шорох слева от меня, я обернулась и заметила еще один черный силуэт. Из густой травы на меня смотрели мрачные глаза шимпанзе. Затем показалась могучая черная рука, вцепившаяся в висящую лиану. Еще одно низкое «хуу», на этот раз сзади. Я была окружена.

Почти сразу же Голиаф издал протяжный высокий крик «враааа». Остальные шимпанзе подхватили этот зловещий вопль — один из самых свирепых криков африканского леса, уступающий разве что трубному кличу приведенного в ярость слона. Возбуждение обезьян нарастало, они начали яростно раскачивать ветки, так что на меня посыпался каскад брызг и листьев. Мои нервы напряглись до предела, я силой заставляла себя оставаться на месте, хотя каждая клетка моего тела приказывала мне пуститься наутек. Притворившись, будто собираю какие-то корешки, я пригнулась к самой земле. Вдруг кто-то больно стукнул меня веткой по голове, потом черная фигура с топотом выскочила из кустов и бросилась прямо на меня, но в последнюю минуту, изменив направление, скрылась в лесу. Трудно сказать, сколько времени я провела, прижавшись к земле и ожидая, что меня вот-вот разорвут на кусочки.

Вдруг я поняла, что вокруг уже давно все тихо. Слышалось лишь мерное постукивание капель дождя. Я боязливо подняла голову и осмотрелась, но не увидела ни черных рук, ни сверкающих глаз, ни раскачивающихся веток. Признаюсь, что, вставая, я почувствовала, как у меня дрожат колени. Но, пожалуй, не менее сильным было чувство бурного восторга — ведь шимпанзе стали меньше бояться меня. Однако это чувство пришло уже после того, как опасность благополучно миновала.

Период агрессивности шимпанзе и их враждебности по отношению ко мне, пришедший на смену изначальному страху и паническому бегству, длился около пяти месяцев. Недели через три после только что описанного случая я сидела на склоне узкого ущелья и ждала, когда шимпанзе придут кормиться к сгибавшемуся под тяжестью плодов дереву, которое росло на противоположной стороне лощины. Услышав позади себя отчетливые шаги шимпанзе, я пригнулась к земле и затаила дыхание — не раз бывало так, что обезьяны, завидев меня на своем пути, тотчас уходили кормиться на другие деревья. Приступив к трапезе, они, как правило, меньше обращали на меня внимание — голод оказывался сильнее боязни. Однако на этот раз шаги приблизились и оборвались где-то неподалеку от меня. Раздалось низкое «хуу», крик встревоженного и слегка испуганного животного — меня заметили. Я продолжала неподвижно лежать и вдруг совсем рядом услышала громкий крик.

Слегка приподняв голову, я увидела крупного самца, который взбирался на ближайшее ко мне дерево. Усевшись прямо надо мной, он широко раскрыл рот и начал громко кричать, издавая высокие, отрывистые и пронзительные вопли. Я пристально посмотрела в его темное лицо и карие глаза. Тогда он спустился еще ниже, так что я отлично видела его желтые зубы и розовый язык. Поймав мой взгляд, самец принялся с остервенением трясти ветку, и на меня дождем посыпались листья. Не удовлетворившись этим, он ухватился за ствол и начал основательно раскачивать дерево. Теперь посыпались сучья. Все это время самец продолжал громко кричать и довел себя до бешенства. Внезапно он умолк, слез с дерева и скрылся из виду.

Только тогда я заметила самку с малышом и детеныша постарше, которые неподвижно сидели на другом дереве и во все глаза смотрели на меня. И снова за спиной раздались шаги: самец подошел совсем близко, я это почувствовала по его тяжелому дыханию за спиной.