Однажды я своими глазами видела, как он согнал самку с ее гнезда и занял его. Эту сцену я наблюдала с Вершины, когда уже почти совсем стемнело. Молодая самка построила большое гнездо из листьев и улеглась спать, уютно свернувшись калачиком. Вдруг Голиаф вскочил на соседнюю с ней ветку, встал во весь рост, ухватился руками за верхнюю ветвь и начал неистово раскачивать ее туда-сюда над головой самки. Та с громким криком выскочила из гнезда и исчезла в темном кустарнике. Голиаф сразу успокоился, забрался в освободившееся гнездо и улегся, загнув под себя свежую ветку. А изгнанная самка принялась поспешно сооружать новое гнездо.

Уильям с длинной верхней губой, рассеченной шрамами, очевидно, стоял на самой нижней ступени иерархической лестницы. Если какой-нибудь взрослый самец проявлял агрессивные намерения по отношению к нему, Уильям тотчас жестами и позой пытался выразить подчинение и покорность: протягивал руку, чтобы дотронуться до более сильного по рангу собрата, или, негромко похрюкивая, униженно ползал перед ним. При этом у него оттягивались назад уголки губ и зубы обнажались в нервном оскале. Сначала Уильям и в лагере вел себя очень боязливо. Когда я впервые предложила ему взять банан у меня из рук, он был в полном смятении — долго пристально смотрел на банан, потом начал раскачивать ветку и наконец, жалобно похныкивая, уселся на землю. Я не выдержала и положила банан перед ним.

Значительно труднее было выяснить положение Дэвида Седобородого в стадной иерархии. В те далекие дни я знала только, что он обладает спокойным и кротким нравом. Если Уильям или кто-то из молодых самцов приближался к нему, жестами выражая свою покорность, Дэвид сразу же старался успокоить их: касался рукой туловища или головы другого животного, быстро обыскивая его шерсть. Успокаивал он и Голиафа, когда тот слишком возбужденно вел себя в лагере — например, при моем появлении на чересчур близком расстоянии. В таких случаях Дэвид протягивал руку и касался живота своего товарища или же несколько раз быстро гладил Голиафа по руке, перебирая пальцами шерсть. Такие жесты, казалось, почти всегда достигали цели и успокаивали возбужденного самца.

Именно в это время в Гомбе-Стрим появился Хьюго. Я наконец дала согласие на приезд профессионального фотографа, который должен был отснять моих шимпанзе. Луис порекомендовал Хьюго. Национальное географическое общество воспользовалось его советом и выделило необходимые для съемок средства. Помимо фотографий, Хьюго должен был подготовить документальный фильм о поведении животных, а также лекционный фильм для членов Национального географического общества.

Хьюго родился в Индонезии, получил образование в Англии и Голландии. Как и меня, его привел в Африку интерес к диким животным. Карьеру фотографа он избрал только потому, что надеялся как-нибудь и когда-нибудь попасть в Африку и снять фильм о диких животных. После двухлетней работы на киностудии в Амстердаме Арманд и Микаэла Денис пригласили его принять участие в съемках телевизионной программы «Сафари». Таким образом, в Африку Хьюго приехал всего на год позже меня.

Во время работы над фильмом Денисов Хьюго познакомился с семьей Лики, жившей по соседству, и спустя два года согласился снять лекционный фильм об открытиях Луиса в Олдувайском ущелье. За это время Луис пришел к выводу, что Хьюго — тот самый человек, который должен поехать в Гомбе-Стрим, поскольку Хьюго не только прекрасно владел техникой съемок, но и по-настоящему любил и понимал животных. Луис написал мне о Хьюго и его дарованиях. Одновременно он написал моей матери, что нашел для меня подходящего мужа.

Я все еще с тревогой думала о том, как отнесутся обезьяны к человеку, увешанному фото- и киноаппаратурой, но вместе с тем понимала, насколько важно снять документальный фильм о поведении шимпанзе. Кроме того, я рассчитывала на миролюбивый нрав Дэвида и не допускала мысли, что его слишком взволнует прибытие незнакомого человека.

В то первое после приезда Хьюго утро Дэвид Седобородый пришел в лагерь очень рано: видно, он ночевал где-то поблизости. Я решила, что будет лучше всего, если Дэвид сначала привыкнет к новой палатке, а уж потом к ее обитателю. Поэтому Хьюго остался в палатке и через щелку смотрел, как Дэвид ест бананы. А тот даже не взглянул в его сторону, пока не покончил с едой. После этого он неторопливо подошел к палатке, откинул полог и уставился на Хьюго. Недовольно поворчав, он побрел прочь.

К моему великому удивлению, Голиаф и даже застенчивый Уильям, пришедшие спустя некоторое время, также довольно спокойно отнеслись к присутствию Хьюго. Казалось, они считают его неотъемлемой частью «обстановки» лагеря. Благодаря этому Хьюго в первый же день смог сделать отличные кадры, запечатлев эту троицу во всех видах: как они приветствуют друг друга и заботливо выискивают в шерсти, как выпрашивают один у другого пищу. На второй день Хьюго повезло еще больше: ему удалось снять, как шимпанзе поймали и ели убитую ими обезьяну.

С того незабываемого дня, когда я впервые увидела, как Дэвид Седобородый ел поросенка, мне лишь раз довелось наблюдать поедание мяса у шимпанзе: жертвой был молодой бушбок, и опять-таки я не была уверена, что шимпанзе поймали его сами. И вот теперь мы с Хьюго оказались свидетелями и охоты и убийства.

Это произошло совершенно неожиданно. Я поднялась с Хьюго на Вершину, чтобы показать ему свое любимое место, и мы наблюдали за черно-красными гверецами, которые, по-видимому, отбились от своего стада. Вдруг мы увидели, как молодой самец шимпанзе осторожно вскарабкался на соседнее с обезьянами дерево, медленно полез вдоль ветки и сел. Три обезьянки сразу же пустились наутек — правда, довольно неторопливо, как нам показалось. Четвертая осталась на месте, повернув голову в сторону шимпанзе. В ту же секунду другой молодой самец, выбравшись из густого подлеска, стремительно пронесся по ветке, где сидела эта обезьяна, и схватил ее. Молниеносно на то же дерево вскарабкались еще несколько шимпанзе. Крича и лая от возбуждения, они разорвали свою жертву на куски. Через минуту все было кончено.

Мы находились слишком далеко от места происшествия, чтобы снять сцену охоты на пленку. Да и произошло все так неожиданно, что Хьюго едва ли успел бы что-нибудь сделать, даже если бы мы находились ближе. Но ему все-таки удалось сфотографировать, как шимпанзе поедают добычу.

После такого поразительно благоприятного начала удача изменила Хьюго. Он сделал еще немало превосходных кадров с Дэвидом, Голиафом и Уильямом. Но для документального фильма всего этого было недостаточно. Хьюго должен был зафиксировать по возможности все аспекты жизни шимпанзе. Получить эти кадры оказалось невероятно трудно: шимпанзе боялись незнакомца, как раньше боялись меня. Даже Голиаф и Уильям сторонились его, когда встречали в лесу.

Вновь, как и во время пребывания здесь Джуди, я построила для Хьюго несколько временных укрытий возле деревьев, на которых вот-вот должны были созреть плоды. Я даже воткнула в стенки укрытий пустые бутылки, чтобы приучить шимпанзе к поблескиванию линз фото- и киноаппаратов. Тем не менее они сразу же замечали объективы его камер, пугались и бесшумно удирали в лес.

Бедный Хьюго! Чтобы не осложнять ситуацию, он никогда не брал с собой носильщика-африканца и сам таскал тяжелую аппаратуру. Долгие часы бродил он по скалистым склонам или по долинам, где обитали несметные полчища муравьев. Чаще всего Хьюго вообще не встречал шимпанзе, а если они и попадались ему на глаза, то исчезали, прежде чем он успевал отснять хотя бы несколько метров будущего фильма.