Когда появилась первая выдра, Перри взглянул на Джульетту и расплылся в радостной улыбке. У него и в самом деле была приятная улыбка, она меняла его внешность, и он превращался в человека, способного испытывать счастье, – обычно он не производил такого впечатления. Джульетта поняла, что эти выдры – в каком-то смысле его подарок ей.

– «Ни рыба ни мясо», – пробормотала она и устыдилась, вспомнив, что в фальстафовском описании выдры есть что-то непристойное, хотя в чем заключалась непристойность – она так и не поняла. Впрочем, Перри не опознал цитату, невзирая на ее потенциальную вульгарность:

– Определенно не рыба. Европейская выдра, Lutra lutra, относится к семейству Mustelidae, куньих, в который входят также хорьки и барсуки.

– Разумеется, – отозвалась Джульетта.

Она впервые видела выдр и их щенков (она знала, что именно так следует называть детенышей выдры – Перри просветил ее). Щенки оказались очаровательными – такие гладкие, игривые. Но это, в конце концов, всего лишь выдры. Может, Перри и задумал их как приношение Джульетте, но она определенно предпочла бы пикник, на который рассчитывала. Когда она случайно заглянула в багажник машины и он оказался пустым, ей пришлось прятать свое разочарование. Может быть, потом они пообедают в пабе. Она представила себе полпинты шенди и пирог с говядиной в пивном соусе, и у нее поднялось настроение.

Однако выдры, которые сначала не торопились появиться, теперь решили устроить представление на весь день. Джульетта очень обрадовалась, когда случайным приступом кашля спугнула выдр – они скользнули в воду и исчезли. Перри нахмурился, но Джульетта не могла бы сказать, кем он недоволен – ею или выдрами.

– Простите, сэр, у меня сенная лихорадка.

У нее не было никакой сенной лихорадки. К сожалению, она отличалась крепким здоровьем. Наверняка ведь уже давно пора обедать? Но нет, когда они вернулись к машине, Перри скомандовал водителю: «Везите нас в Крисмас-Коммон», а там, вместо того чтобы подъехать к долгожданному пабу, они остановились на проселочной дороге рядом с полем. У Джульетты упало сердце, когда Перри сказал водителю:

– Мы пойдем пройдемся и, может, вернемся не скоро.

– Отлично, – отозвался шофер, вынимая из кармана сверток в вощеной бумаге. – Я тогда перекушу пока.

– Идемте, мисс Армстронг, – обратился к ней Перри. – Следуйте за мной.

При нем был бинокль, и Джульетта задалась вопросом, ищет ли он что-то определенное.

– Балобаны, – пояснил он. – Они давно перестали водиться в Британии. Вряд ли мы увидим их снова, но надежда умирает последней.

Балобаны? Это что, птицы такие? По ассоциации Джульетта подумала о барабанах. У нее в животе давно пробили зорю.

Перри приложил ладонь трубкой к уху:

– Вы слышите дятла?

– Вот этот – очень противный – дробный стук?

Джульетта совсем не разбиралась в птицах. Она знала самых простых – голубей, воробьев, – но ее орнитология не простиралась за пределы Лондона. В том, что касалось природы, Джульетта была полнейшей невеждой. Перри, напротив, обожал природу. Балобанов он не обнаружил, но заметил и опознал множество других птиц. Огромное множество.

– В нашем деле нужна хорошая память, – сказал он. Но ведь Джульетте не придется по работе опознавать птиц, правда же? Правда же?

– Смотрите, – шепнул он, пригнувшись и потянув ее вниз. – Зайцы! Боксируют! Самка машет лапами только для видимости. Потрясающе!

Голод и холод давно изгнали из души Джульетты всякую склонность к романтике. Перри уже разглагольствовал о совах и их манере отрыгивать погадку.

– Шерсть мышей и их же кости, – сказал он, напомнив Джульетте о ведьмах из «Макбета».

Она засмеялась и ответила цитатой:

– Пясть лягушки, глаз червяги, шерсть ушана, зуб дворняги…[18]

– Ну… да. – Он явно растерялся от такой аллюзии. – Действительно, в погадках часто находят останки лягушек. А также крыс. Попадаются землеройки. Разные виды можно опознать по форме челюстей.

Джульетта поняла, что Шекспира он не знает совсем.

Он широко шагал впереди, едва ли не вынуждая ее перейти на бег. Она семенила следом, как послушный ретривер. Поднялся холодный ветер – он пробирал до костей и относил в сторону слова Перри, так что Джульетта многого не узнала о брачных обычаях косуль и архитектуре кроличьих нор. Она с тоской думала об аккуратных белых треугольничках сэндвичей в пакете у водителя.

Задумчивый пейзаж, в котором они путешествовали, низкое небо над головой и неровности рельефа под ногами – все это, словно сговорившись, нашептывало Джульетте, что она одна из несчастных Бронте, бредущая по нескончаемым вересковым пустошам за недостижимой целью. В Перри, надо сказать, было что-то от Хитклиффа[19] – предельная серьезность, безжалостное пренебрежение к твоему удобству, манера тебя разглядывать, словно ты – задача, требующая решения. Решит ли он ее, Джульетту? Может быть, она для него недостаточно сложна. (А может, наоборот – слишком сложна.)

Он вдруг резко развернулся, и Джульетта с ходу чуть не врезалась в него.

– Как вы себя чувствуете, мисс Армстронг? Как ваша сенная лихорадка?

– Прошла, спасибо, сэр.

– Отлично!

И они продолжили путь – через поля, через речки, вверх по холмам, еще скользким от утреннего дождя. Джульетта чувствовала, как каждый шаг бесповоротно губит ее туфли (а ведь им еще предстоит проделать тот же путь в обратном направлении!)

К счастью, Перри наконец притормозил:

– Не отдохнуть ли нам?

Он снова расстелил брезент, на сей раз под скудным прикрытием безлистой живой изгороди из боярышника. Джульетта узнала, что это боярышник, лишь со слов Перри. Она дрожала. Погода совершенно не годилась для подобных прогулок.

– Вы курите? – спросил он, извлекая откуда-то из твидов тяжелую зажигалку.

– Да, сэр.

– А я, к сожалению, нет.

Джульетте пришлось рыться в сумочке в поисках собственных сигарет. Перри поднес ей зажигалку, и после нескольких попыток – ветер упорно гасил огонек – ей удалось прикурить. Конечно, спасительной фляжки горячего чая в наличии не имелось, и Джульетта как раз начала оплакивать про себя этот факт, когда Перри опустился на колени рядом с ней, положил руку ей на бедро и начал (довольно рассеянно) поглаживать ткань пальто, словно то была шкура животного (а животным, соответственно, была Джульетта).

Тетушку твою налево, подумала она, неужели вот оно наконец? Существует ли протокол, которому нужно следовать? А может, это очередная проверка? Джульетта предположила, что от нее ожидается некая форма протеста («Самка машет лапами только для видимости. Потрясающе!»), и произнесла: