Старший лейтенант спросил:

– Но имя-то ее узнал?

– Потом, конечно! Ленка. Лена Митрофанова. Живет в микрорайоне на своей хате, служит прапором на зоне, в Управлении, разведена, детей нет, а вот желания иметь мужичка стоящего хоть отбавляй. Свои надоели, да и бестолковые они, одно слово тюремщики, захотела с настоящим офицером познакомиться. Поэтому с подругами и приехала в гарнизон.

– Так, значит, ты теперь при даме?

– А чего? Я ее обслужил по всем правилам. Часа три отработал.

– Так ты ее или все же она тебя?

– Да какая разница? Главное, довольна осталась. Сегодня будет ждать у себя. Думала, что хата, где кувыркались, моя, а как узнала, что я в общаге обитаю, позвала к себе.

Александр спросил:

– Поедешь?

– Ясный палец! А чего? Баба она, конечно, тертая, не одного такого кавалера, как я, имела, а мне-то что, жениться на ней, что ли? Погуляем, пока не надоест, да и разбежимся.

– А если любовь взыграет?

– Вот если взыграет, тогда и думать будем.

– Надеюсь, на хате после себя бардак не оставили?

Лейтенант поднял палец вверх:

– Нет! Ленок такой порядок на хате навела, что ты свою берлогу вечером не узнаешь. Чистюлей оказалась. И в этом ее очень большой плюс! Я терпеть грязнуль и неопрятных не могу! А эта чистюля.

– Хорошо! Она старше тебя?

– Наверное! Но разве я мог об этом спросить? Кто ж у женщины возраст спрашивает. Но, думаю, старше. Ненамного. Ей где-то лет двадцать семь, двадцать восемь. Самое то! Еще глотнем?

Старший лейтенант отказался:

– Нет, Вадим! Мне еще обед контролировать, смену готовить, бумаги заполнять.

– Слушай, а чего у тебя с бойцом каким-то ночью произошло? Кто-то что-то из ребят сказал, а что конкретно, не врубился!

Тимохин ответил:

– Ничего особенного! Ерунда!

– Да? Ну и ладно! Пойду к себе в общагу, просплюсь, потом костюмчик новый летний отглажу, душ приму и, с последней маршруткой в поселок! На встречу со страстной Еленой!

– Ты смотри, поаккуратней в микрорайоне. Один по улице не шатайся!

– Да ладно! Кого бояться? Ментов, что ли? Или верблюдов местных? Видал я тех и других. Тем более что Лена ждать меня на остановке будет, а дом ее, как она говорила, рядом. И с остановкой, и с магазином.

– Цветы купи!

– Цветы?

– Да! Сейчас съезди на рынок и купи.

– Чтобы они до вечера в веник превратились? Нет уж, я лучше попозже медсанбатовскую клумбу у КПП разорю. Она как раз напротив круга маршрутки!

– Ну, как хочешь! Ладно! Удачи тебе. Пошел в столовую. Это ты сегодня птица вольная, я же закольцованная по рукам и ногам. Да еще завтра комдив приезжает. Опять на рандеву идти.

Шестаков спросил:

– Тебя тоже к генералу тащат?

– Что значит «тоже»?

– А то, что и мне следует завтра ожидать вызова к комдиву. Опять всех раздолбаев гарнизона собирает. Уму-разуму учить. Вот только тебя за что? Ты вроде последнее время не влетал. Хотя у политруков в записных книжках компромат на всех имеется! И что у них за должность паскудная такая?

– Должность-то нормальная. Нужная. Только кое-кто под собственные интересы ее подстраивает. Тем более что это сделать очень просто!

– Хрен с ними! Чего о плохом думать. Плохое, оно завтра само проявится, а сегодня все ништяк. Давай, Сань! Удачно тебе закончить наряд!

– Давай, Вадик! Не забудь утром в часть вернуться. А то зависнешь у Елены на неделю!

– Не забуду!

Офицеры пожали друг другу руки и разошлись.

Дождавшись 18-00 и сдав наряд, старший лейтенант Тимохин пришел домой и, действительно, с трудом узнал в своей запущенной квартире вполне приличное, уютное помещение, где еще витал запах, видимо, дорогих французских духов новой знакомой лейтенанта Шестакова. Приняв душ и включив кондиционер, Александр упал на кровать и тут же уснул. Крепко, без сновидений.

В понедельник 11 июня Тимохин проснулся ровно в 6-00. Так было всегда. Во сколько бы и каким ни ложился Александр спать, в шесть часов он вставал. Настроение по-прежнему было плохое. Старший лейтенант побрился, помылся остатками воды в баке уличной душевой, оделся. На завтрак в офицерскую столовую не пошел. Аппетит отсутствовал напрочь. Решил пойти в казарму. На улице столкнулся с Шестаковым. Тот вышел к дому Тимохина со стороны общежития. Невыспавшийся, что бросалось в глаза, но чисто выбритый, в отглаженной форме и трезвый:

– Привет, Саня! В столовую направляешься?

Тимохин ответил:

– Привет! Не в столовую, завтракать нет никакого желания. А ты неплохо выглядишь. К приему комдивом подготовился? И запах от тебя приятный, что за одеколон, где взял?

Шестаков довольно улыбнулся:

– Ты же знаешь, у кого и где я провел ночь.

– Знаю, ну и что?

– А то, Саня, что Елена оказалась чудом. Я и не ожидал, что она так примет меня. И встретила, и домой провела, и накормила, а уж что было дальше, просто сказка. Выпили немного, думал, по трезвяне ни хрена путного в постели не получится. Не будет азарта. А оказалось все наоборот. Такого кайфа я еще ни разу в жизни не получал. Наши бабы по сравнению с Ленкой ерунда. Часов до трех кувыркались. И заметь, без подзарядки спиртным. Форму мою она еще с вечера постирала, а в пять уже встала, погладила все, завтрак приготовила. Встал как человек. Башка не болит, на душе легко, жизнь светла. И одеколон она мне подарила. В общаге оставил. Такие вот дела. Нет, что ни говори, а бабы годами постарше лучше молодняка. Потому что знают, как мужика ублажить.

Тимохин похлопал товарища по плечу:

– Короче, Вадик, влюбился ты в очередной раз по уши!

– Почему в очередной раз? Обижаешь!

– Не ты ли то же самое говорил о близости со связисткой, которая потом замуж за майора пехотинца вышла?

– Э-э, Саня, то о близости, о сексе. А тут вообще об отношениях. Анька-связистка, базара нет, тоже в постели хороша была. Но мы с ней только вино пили да любовью занимались. С Еленой же совсем другое. Мы с ней и кувыркались, и о жизни между делом разговаривали. Она мне о себе рассказала, я ей о себе. Причем не приукрашивая, а правду. Мог приврать, но не стал. Спросишь, почему? Отвечу, а хрен его знает? Потянуло ни с того ни с сего выложить ей о себе все как есть.

Тимохин взглянул на Шестакова:

– Прям-таки все?

– Сань! Не веришь, что ли? Сказал, все, значит, все. И что в лейтенантах пять лет хожу из-за характера своего упертого, и что водку жру до беспамятства иногда. И что перспектив по службе у меня нет никаких. И даже о всех бабах, с которыми спал, как на духу рассказал.