— Спасибо, у меня есть, сэр.

— Ну, садись.

Он сел рядом с Килпатриком.

— Доброе утро, сэр.

— Доброе утро, Джон.

В руках у Килпатрика была кружка кофе, но он не пил. Фермер тем временем пополнял свою кружку из персональной кофеварки.

— Значит, так, Джон, — сказал он, садясь. — Принято решение откомандировать тебя в подразделение старшего инспектора Килпатрика.

Уотсон отхлебнул кофе, прополоскал им рот. Ребус посмотрел на Килпатрика, который удостоил его согласного кивка.

— Вы будете числиться у нас на Феттс, но вы должны быть нашими глазами и ушами в расследовании этого убийства. Держать связь, так сказать, а потому бо́льшую часть времени будете по-прежнему проводить на Сент-Леонардс.

— Но зачем?

— Понимаете, инспектор, это убийство, по всей вероятности, относится к юрисдикции ОБОПа.

— Да, сэр, но почему именно я?

— Вы были в армии. Я обратил внимание, что вы служили в Ольстере в конце шестидесятых.

— Четверть века назад! — возразил Ребус. — Я все эти годы только и пытался забыть о том, что там происходило.

— И тем не менее вы должны согласиться с тем, что здесь просматривается рука вооруженных формирований. Как вы сами заметили, такой пистолет — не самое обычное оружие грабителей. Револьверы этого типа используются террористами. В Соединенное Королевство в последнее время проникло много незаконного оружия. Может быть, это убийство поможет нам выйти на поставщиков.

— Погодите, вы хотите сказать, что вас не интересует убийство — вас интересует оружие?

— Я думаю, многое прояснится, когда я объясню вам суть нашей работы на Феттс. Я здесь закончу через… — он посмотрел на свои часы, — скажем, минут через двадцать. У вас будет время попрощаться со своими родными и близкими. — Он улыбнулся.

Ребус кивнул. Он не притронулся к своему кофе. На поверхности образовалась стылая пенка.

— Хорошо, сэр, — сказал он, вставая.

Все еще ошарашенный, он вернулся в кабинет. Один детектив рассказывал двум другим свежий анекдот. Про кальмара, ресторанный счет и мойщика посуды.

Значит, Ребуса переводили в ОБОП, в «ублюдочную бригаду», как кто-то назвал эту контору. Он сел за свой стол. Ему потребовалась минута, чтобы понять: на столе чего-то не хватает.

— Какой сукин сын сожрал мой сэндвич?

Он оглядел кабинет, анекдот оборвался на полуслове. Но не из-за Ребуса. По кабинету из рук в руки передавался лист бумаги, он и вызвал внезапную перемену настроения. Лодердейл подошел к столу Ребуса. В руке он держал полученное по факсу сообщение.

— Что это? — спросил Ребус.

— В Глазго нашли мать Билли Каннингема.

— Хорошо. Она приедет сюда?

Лодердейл рассеянно кивнул:

— Она прибудет для формального опознания.

— А отца нет?

— Мать давным-давно рассталась с отцом. Билли тогда был еще младенцем. Но она назвала нам имя отца. — Он передал факсовое сообщение Ребусу. — Его зовут Моррис Кафферти.

— Что? — Чувство голода мигом оставило Ребуса.

— Моррис Джеральд Кафферти.

Ребус прочел сообщение.

— Скажите, что это не так. Просто ребята в Глазго шутят.

Но Лодердейл покачал головой.

Большой Джер Кафферти сидел в тюрьме. Вот уже несколько месяцев, как сидел, и сидеть ему предстояло еще много лет. Он был опасным человеком — занимался рэкетом, подпольным ростовщичеством, убийствами. В суде удалось доказать только два убийства, но были и другие. Ребус знал, что были другие.

— Вы думаете, что кто-то таким образом отправил ему послание? — спросил он.

Лодердейл пожал плечами:

— Это определенно несколько меняет дело. По словам миссис Каннингем, Кафферти все то время, пока мальчик рос, не выпускал Билли из виду, старался, чтобы он ни в чем не нуждался. Она до сих пор время от времени получает деньги.

— Но Билли знал, кто его отец?

— По словам миссис Каннингем, нет.

— Значит, знал кто-то другой?

Лодердейл снова пожал плечами:

— Я вот думаю, кто сообщит Кафферти?

— Лучше сделать это по телефону. Я бы не хотел в это время находиться с ним рядом.

— Хорошо, что мой выходной костюм висит здесь в моем шкафчике, — сказал Лодердейл. — Придется созывать еще одну пресс-конференцию.

— Лучше сначала сообщить старшему суперинтенданту.

Глаза Лодердейла прояснились.

— Безусловно.

Он поднял трубку телефона Ребуса, чтобы позвонить.

— Кстати, чего он хотел от тебя?

— Да ничего особенного, — сказал Ребус.

Он и в самом деле теперь так думал.

— Но может быть, это должно заставить нас по-другому взглянуть на дело, — сказал он Килпатрику, когда они ехали в машине.

Они сидели сзади, водитель вез их на Феттс длинным маршрутом. Он держался главных дорог, а не переулков, объездов и бессветофорных улиц, которыми пользовался Ребус.

— Может быть, — сказал Килпатрик. — Посмотрим.

Ребус перед этим рассказал Килпатрику все, что знал о Большом Джере Кафферти.

— Я что хочу сказать. Если это бандитские разборки, то вооруженные формирования здесь ни при чем, верно? Значит, я вам буду бесполезен.

Килпатрик улыбнулся ему:

— В чем дело, Джон? Большинство известных мне полицейских готовы были бы отдать руку, которой они берут стакан с пивом, чтобы попасть в ОБОП.

— Да, сэр.

— Но вы не из их числа?

— Мне дорога рука, которой я беру стакан. Она мне и для других дел может понадобиться. — Ребус посмотрел в окно. — Дело в том, что я уже бывал в роли прикомандированного, и мне это не очень понравилось.

— Вы имеете в виду Лондон? Старший суперинтендант все мне об этом рассказал.

— Сомневаюсь, что все, сэр, — тихо проговорил Ребус.

Они свернули с Куинсферри-роуд и были теперь в минуте ходьбы от дома Пейшенс.

— Уж окажите мне такую услугу, — холодно сказал Килпатрик. — В конечном счете получается, что вы эксперт и по Кафферти. С моей стороны было бы глупо не воспользоваться помощью такого человека, как вы.

— Да, сэр.

На этом тему и закрыли — машина свернула на Феттс, где размещалось управление эдинбургской полиции. В конце долгого пути тебя вознаграждали видом готических шпилей Феттской школы, одной из наиболее элитарных в городе. Ребус никак не мог решить, что уродливее — псевдоготика школы или низкое безликое здание, в котором находилось полицейское управление. Здесь вполне могли разместить обычную общеобразовательную среднюю школу: здание поражало не работой архитектурной мысли, а полным отсутствием таковой. Таких убогих сооружений Ребус больше не видел — архитектор был начисто лишен воображения. Может быть, в этом таился намек на организацию, для которой предназначалось здание.